Ганнибал
Шрифт:
Мадонна! Доктор Фелл вдруг повернулся в толпе и пошел вместе с потоком туристов через Понте Веккьо! Значит, он шел не домой! Она нырнула в толпу, но не смогла его нагнать. Лицо Ньокко, он все еще впереди доктора, смотрит на нее вопросительно. Она покачала головой, и Ньокко дал ему пройти. Ничем хорошим это не кончится, если Ньокко сам попробует «взять» его карман.
Пацци рычит рядом, как будто это ее вина.
– Возвращайся в квартиру. Я тебе позвоню. Пропуск в старый город для такси у тебя? Ступай. Ступай!
Пацци добрался до своего мотороллера и погнал его через Понте Веккьо, нависающий над мутными водами Арно. Он
ГЛАВА 26
Церковь Санта Кроче, главная церковь ордена францисканцев, ее огромные внутренние пространства наполнены отзвуками речи на восьми языках, когда сквозь нее шествуют орды туристов, следуя за яркими зонтиками своих гидов, нащупывая в полумраке монеты в двести лир, чтобы заплатить за освещение – всего на одну драгоценную для них минуту – великих фресок на стенах боковых капелл.
Ромула вошла сюда с освещенной утренним солнцем улицы и вынуждена была остановиться возле гробницы Микельанджело, чтобы сразу ослепшие глаза привыкли к полумраку. Когда же зрение вернулось к ней, она увидела, что стоит прямо на могильной плите, вмонтированной в пол, и прошептала: «Mi dispace!» и быстро сошла с плиты; для Ромулы скопление мертвых под землей было столь же реальным, как толпа над полом, и даже, может быть, еще более всесильным. Она была дочерью и внучкой гадалок и провидиц и поэтому смотрела на людей на земле и под землей как на две толпы, которых разделяет лишь граница смерти. Те, что внизу, будучи старше и мудрее, по ее мнению, имели много преимуществ перед теми, что наверху.
Она огляделась по сторонам, высматривая церковного сторожа, человека, весьма враждебно относившегося к цыганам, и спряталась за ближайшей колонной под защитой «Мадонны дель Латте» работы Росселино. Ребенок тыкался ей в грудь. Там ее и нашел Пацци, прятавшийся ранее возле могилы Галилея.
Он указал ей кивком в сторону противоположной части церкви, где, по ту сторону трансепта, как молнии вспыхивали лампы освещения и вспышки запрещенных здесь фотоаппаратов, освещая высокое темное пространство, и щелкали автоматы, поглощая монеты в двести лир, а иной раз разнообразнейшие жетоны или даже австралийские четвертаки.
На фресках работы великих мастеров, то освещаемых вспыхивающим светом, то вновь погружающихся во тьму, снова и снова рождался Христос, его предавали, в его тело вбивали гвозди. Тьма набита толпой, переполнена, теснящиеся пилигримы держат в руках путеводители, в которых невозможно ничего прочесть, запах многих тел и горящих свечей поднимается вверх и кипит там в жаре от ламп освещения.
В левой части трансепта, в капелле Каппони, работал доктор Фелл. Самая знаменитая капелла рода Каппони находится в церкви Санта Феличита. А эта, перестроенная в девятнадцатом веке, интересовала доктора Фелла потому, что здесь он мог взглянуть на прошлое сквозь слои, наложенные реставраторами. Сейчас он втирал графитовый порошок в надпись, выбитую на камне и настолько стершуюся, что даже боковое освещение не давало возможности ее прочесть.
Наблюдая за ним с помощью
Нет, здесь неудобно. Приемы Ромулы предназначены для работы на улице. Там она была у всех на виду и в том положении, когда любой преступник не станет ее опасаться. Она совсем не тот человек, от которого доктор стал бы убегать. Нет. Если доктор ее схватит, он ее передаст церковному сторожу, и Пацци сможет вмешаться позже.
Но ведь он сумасшедший! Что, если он ее убьет? Что, если он убьет ребенка? Пацци мучили и еще два вопроса. Стоит ли ему самому бросаться на доктора, если ситуация будет смертельно опасной? Да. Способен ли он допустить риск легкого ранения Ромулы и ее ребенка, чтобы заполучить вожделенную сумму? Да.
Придется просто подождать, пока доктор Фелл снимет перчатки и отправится перекусить. Пока они ходили взад-вперед по поперечному нефу, у Пацци и Ромулы была возможность пошептаться. Тут Пацци заметил в толпе знакомое лицо.
– Кто это за тобой таскается, Ромула? Лучше скажи мне. Я видел этого типа в тюрьме.
– Это мой друг. Он поможет мне, если удирать придется. Он ничего не знает. Ничего. Для вас же лучше – не придется самому пачкаться.
Чтобы как-то убить время, они помолились в нескольких капеллах церкви. Ромула что-то шептала на языке, которого Ринальдо не понимал, а у самого Пацци был огромный список того, что он вымаливал у Господа, в частности, дом на берегу Чесапикского залива и еще кое-что, о чем в церкви не следует даже думать.
Нежные голоса распевающегося хора заглушают общий шум.
Удар колокола, пора закрывать церковь. Вышли церковные сторожа, гремя ключами и собираясь опоражнивать контейнеры с монетами.
Доктор Фелл оторвался от своих трудов и вышел из-за «Пьеты» Андреотти, снял перчатки и надел пиджак. Большая группа японцев, столпившаяся возле этой святыни и уже истратившая все монеты, еще не понимала, что пора уходить.
Пацци кивнул Ромуле – он мог этого и не делать. Она и сама знала, что сейчас самое время. И поцеловала в головку младенца, лежавшего на ее деревянной руке.
Доктор уже шел навстречу. Толпа заставит его пройти рядом с нею. Тремя стремительными шагами она приблизилась к нему, подняв руку, чтобы отвлечь его внимание, поцеловала пальцы и уже приготовилась запечатлеть поцелуй на его щеке, скрытая под одеждой вторая рука наготове, чтобы проделать «щипок».
Тут вспыхнули лампы – кто-то в толпе все же обнаружил у себя еще одну монету в двести лир – и в тот момент, когда Ромула коснулась доктора Фелла и заглянула ему в глаза, она вдруг почувствовала, как ее втягивают в себя его красные зрачки, ощутила внутри огромную ледяную пустоту, от которой сердце бешено заколотилось о ребра, ее рука метнулась в сторону от его лица, чтобы прикрыть личико ребенка, и она услышала собственные слова: «Perdonami! Perdonami, signore!», потом повернулась и побежала прочь, а доктор долгую минуту смотрел ей вслед, пока не погас свет и пока он снова не превратился в темный силуэт на фоне горящих в капелле свечей, а затем быстрыми, легкими шагами двинулся своей дорогой.