Гардемарины, вперед!
Шрифт:
Решив приглядывать за домом при всякой возможности, Саша обратился ко второму адресу. Дом бывшего сослуживца отца отыскать было непросто, потому что он, хоть и находился точно против особняка Ягужинского, прятался за длинным казенным строением. На стук Саши вышла полная женщина в русском платье: «Да, здесь проживает господин Друбарев, но сейчас он на службе. Домой пожалует к трем часам пополудни».
Белов пошел бродить по городу. Петровскому Парадизу не исполнилось еще и полвека. Юная столица была деятельна, суетлива, роскошна и бестолкова. В отличие от узких, прихотливо изогнутых горбатых и
Город активно строился, осушался, оснащался мостами и дорогами и тут же разламывался самым безжалостным образом. Обыватель с трудом отстроится, вымостит площадку под окном, внесет в полицию обязательные деньги на озеленение, а пройдет месяц-два, смотришь, уже рота солдат заступами ковыряет булыжник – перепланировка!
Рядом с дворцами, как бородавки на теле красавицы, гнездились крытые дерном мазанки, великолепные парки версальского образца примыкали к грязным болотам, где между кочек, пощипывая осоку, бродили худые озабоченные коровы. То и дело встречались брошенные дома. Пожар ли, наводнение или указ департамента разворотили еще новую кровлю, унесли двери и вырвали наличники из окон – бог весть.
А люди! Словно Вавилонскую башню собрались строить – везде чужая, разноязычная речь. И сиятельства в каретах и кучера – все иностранцы. Русские – и холоп, и барин – ехали в Петербург по принуждению, и только немцы всех сортов, голландцы, французы являлись сюда по своей воле, привлеченные щедрыми обещаниями и деньгами.
Саша бродил по городу возбужденный до крайности, душа его жаждала приключений и романтических подвигов. Из опасения, что в нем узнают провинциала, он ни у кого не спрашивал дороги, подбоченясь проходил мимо гвардейских мундиров и дерзко разглядывал красавиц в каретах.
Проголодавшись, он зашел в трактир, расположенный на углу двух прямых, как лучи, взаимно перпендикулярных улиц. В трактире по иноземному образцу подавали кофе, шоколад, пиво, жаренных на вертеле рябчиков с клюквой и, конечно, вино.
Из-за дневного времени зала была почти пуста, только хозяин дремал за стойкой да у окна за столом, густо заставленным бутылками, веселилась хмельная компания.
«Гвардейцы…» – уважительно отметил про себя Саша.
При появлении Белова офицеры смолкли, внимательно оглядели юношу с головы до ног и, не найдя в нем ничего подозрительного, возобновили беседу, приглушив, однако, голоса.
Саша заказал рябчиков и пива и, стараясь выглядеть безразличным, обратил все свое внимание на пейзаж за окном, не забывая при этом, словно по рассеянности, поглядывать на соседей.
Их было четверо: трое офицеров и франт в цивильном платье и желтом, как осенний клен, парике. И беглого взгляда было достаточно, чтобы понять, что не на дружескую пирушку собрались эти господа. Вид их, настороженный и угрюмый, сбивчивый разговор, полный колких намеков и язвительных замечаний, заставил Белова пожалеть, что он зашел в трактир и стал невольным свидетелем надвигающейся ссоры. Больше всех горячился плотный широкоплечий офицер в форме поручика Преображенского полка. После каждой фразы он опускал на стол
– Это ты правильно, Вась, делаешь, что со мной не чокаешься, – приговаривал он. – Я и сам с тобой чокаться не хочу.
Сидевший напротив поручика франт невозмутимо пил пиво, глядя поверх голов офицеров.
– Я и пить с тобой не хочу за одним столом, – продолжал поручик, – да поговорить надо. А разговор не клеится… – Он схватил кружку, опорожнил ее залпом и перегнулся через стол, пытаясь заглянуть франту в глаза. – Думаешь, мы не слыхали про Соликамск? Кому охота ехать в Соликамск по собственной воле? Все курляндцы – канальи, а ты еще хуже. – Он вдруг вскочил на ноги. – Когда-то ты был моим другом…
– Опомнись, Ягупов, – сказал тот, к кому были обращены бранные слова.
Сидевшие рядом офицеры дружно вцепились в поручика с двух сторон, пытаясь заставить его сесть, но тот расправил плечи, напрягся и зычно гаркнул:
– Сколько тебе платят за донос?
– Выбирай слова! Какие, к черту, доносы? – Франт тоже вскочил на ноги.
– Лядащев, уйди! Разве ты не видишь – он пьян, – умоляюще крикнул смуглый, с раскосыми, как у татарина, глазами офицер. Он боролся с правой рукой Ягупова, но силы его были явно на исходе.
– Какие доносы? Те самые! – не унимался Ягупов. – Иначе зачем тебе с курляндцем компанию водить? Бергер мать родную не пожалеет, лишь бы платили. Бергер – каналья, и ты – каналья!
– Моли Бога, чтоб я забыл этот разговор. А не то…
– Ты еще смеешь мне угрожать? Ах ты… – Ягупов рывком освободил правую руку и с силой метнул тяжелую оловянную кружку в Лядащева.
Тот пригнулся, но кружка все же задела его руку и со звоном упала на пол.
– Ты еще пожалеешь об этом, – угрюмо проговорил Лядащев, потирая ушибленный локоть и пятясь, потому что на него медленно надвигался Ягупов.
Каждый шаг с трудом давался поручику – на нем, как собаки на медведе, висели офицеры, и он волочил их за собой, скаля зубы, – вот, мол, я каков!
Отступая, Лядащев очутился за высокой спинкой беловского кресла и там остановился, угрожающе сжав кулаки.
Перепуганный Саша хотел было выскочить из-за стола, но не успел. Резким движением плеч Ягупов раскидал офицеров, вцепился в кресло и, словно не замечая сидевшего в нем Сашу, оторвал кресло от пола. Белов не пытался понять, зачем его подняли в воздух, – может, Ягупов бахвалился силой, может, хотел сокрушить этим креслом своего врага, но чувствовать себя мебелью было так унизительно, что он, забыв страх, крикнул в вытаращенные глаза Ягупова:
– Это не по правилам!
Ягуповские пальцы разжались, кресло повалилось набок. Саша ударился головой об пол, но сразу вскочил на ноги и, заслонив собой Лядащева, звонко повторил:
– Так не по правилам. Вас трое, а он один. Дуэль надо производить с секундантами. Кулаками не защищают, а порочат дворянскую честь!
– Ты кто таков? Тоже из топтунов! – Ягуповский кулак пришелся по левому уху, и Саша с размаху сел на пол.
– Ух ты… – прошептал он с недоумением и зажмурился, ожидая второго удара, но офицеры успели схватить Ягупова за руки и оттащить к окну. Лядащев помог Саше встать и усадил его в кресло.