Гардемарины, вперед!
Шрифт:
– Наталья Федоровна тоже была не в восторге от этого брака.
– А сердцу женскому нужна любовь, – стрельнул горячим глазом Бекетов, – и она нашла ее с графом Левенвольде.
– С бывшим гофмаршалом?
– С ним… Ох, что за человек был!
– Щеголь! – крякнул Ягупов.
– Игрок! – вставил Вениаминов.
– Ради тщеславия и выгоды мог продать и друга, и родителей, – воскликнул Бекетов, и гвардейцы дружно засмеялись. Видно, тема эта обсуждалась не раз и за краткими характеристиками вспоминались пикантные подробности.
– Потом судим, приговорен к смерти, помилован и сослан, – подытожил Лядащев.
– Как интересно вы все рассказываете! – восторженно воскликнул Александр. – Господа, позвольте мне быть совершенно откровенным.
– Ну уж уволь, – буркнул Ягупов.
– Отвыкай от этой привычки, если хочешь понять Петербург, – обронил Вениаминов.
– Совершенно откровенным нельзя быть даже с самим собой, – присоединился Бекетов.
– Он это и без вас понимает, – прошептал Лядащев.
– Тогда сочтите это притворством, – продолжал, нимало не смущаясь, Александр, – но я прибыл в Петербург в надежде попасть в гвардию.
– Для этого нужно не надежду иметь, хотя это никогда не мешает, а заслуги!
– И связи при дворе!
– И рекомендации!
– За этим у него дело не станет, – усмехнулся Лядащев.
– У меня нет ни первого, ни второго, – Александр скосил глаза на Лядащева – тот флегматично жевал травинку, – ни третьего. Но вы забыли назвать четвертое – Их величество Случай! Ведь не зайди я тогда в трактир… Знакомство с вами – величайшая честь для меня, а советы ваши – это посох на пути к цели, фонари на дороге и ветер, раздувающий пламя надежды.
– Тебе не в гвардию надо, а в поэты.
– В гвардию идут не с посохом, а на арабском скакуне с саблей наголо.
– Не робей, братец, – сказал вдруг Ягупов сердечно. – Меня ты можешь найти каждую среду и пятницу в Летнем дворце, а прочие дни в Преображенских казармах. Это в Пантелеймоновой улице в Литейной слободе.
– Я квартирую у немца Фильберга, его дом около аптеки на Исаакиевской площади, – присоединился Бекетов.
– А меня, курсант, – добавил Вениаминов, – можно найти в Лейб-кампанском дому. Это бывший Зимний дворец. У этого дома трепещи – в нем скончался Петр Великий. Да не спутай двери, когда ко мне пойдешь. А то попадешь к придворным актерам, они тоже в том доме обитают. Хористки обожают хорошеньких курсантов навигацких школ!
– Что ж ты не принимаешь участия в судьбе будущего гвардейца? – прищурившись, спросил Ягупов у Лядащева.
– Я знаю, где найти Василия Федоровича, – поспешил с ответом Белов.
– Вот как? Я еще в трактире догадался, что вы знакомы. По долгу службы?
– Нет, мы познакомились потом, – пробормотал Александр и, чтобы уйти от щекотливой темы, решил вернуться к прежнему разговору. – А где сейчас гофмаршал?
– В Соликамске на выселках, – буркнул Ягупов. – Хорошее место, отдаленное…
– В Соликамске? – насторожился Белов. – Прошлый раз, если мне не изменяет память, вы говорили…
– Она тебе изменяет, – строго сказал Лядащев.
– Что ты, Василий, все рот людям затыкаешь? Любознательный юноша… Хочет все знать.
– Иногда надо умерять свою любознательность! – ожесточился Лядащев.
– Ха! – Ягупов лихо закинул порожнюю бутылку за спину. – У них, Белов, такими любознательными все камеры забиты.
– У кого это – «у них»? – прошипел Лядащев. – Рубанут тебе когда-нибудь твой болтливый язык!
– Сам рубанешь или палача пригласишь? – Ягупов вскочил на ноги и выхватил из рук Бекетова наполовину пустую бутылку с венгерским.
– Прекрати, Ягупов! – закричали офицеры, но тот вылил остатки вина в костер и с криком: «Не будем мы с тобой пить!» – замахнулся бутылкой на Лядащева. Бекетов привычно вцепился в правую руку Ягупова.
– Ну что вы в самом деле, господа! – чуть ли не со слезами закричал Александр. – Кто же дерется бутылкой? Это совершенно противу правил! Бутылки… и дворянская честь!
– Кто тут про дворянскую честь? – прорычал Ягупов. – Это опять ты, щенок? Зализанная душа! Я тебе покажу «дуэль»!
Огромный кулак нацелился на Сашино ухо, но бдительный Вениаминов повис на левой руке Ягупова.
– Белов, уйдите с глаз! Идите к лодке! – кричал красный от натуги Бекетов, пытаясь вырвать из руки Ягупова бутылку.
– Рубанут язык! – вопил Ягупов. – Надька в крепости сидит… Дворянская честь… мать твою!
– Поверь, Павел, я все делаю, чтобы помочь Надежде Ивановне, – тихо произнес Лядащев.
– Ничего не понимаю, – причитал Саша. – Зачем кричать, ругаться, когда можно выбрать позицию и удовлетворить обиду, смыть оскорбление кровью…
– Помолчи, курсант, – грустно сказал Лядащев.
21
Алексей шел в Микешин скит. Путь его краешком задевал Невинские болота, старушка утверждала, что так идти много короче, чем по тракту.
Поплутав день в топях и хлябях, он вышел на тропу, а тропа привела его к озеру. Вечерело… На водной глади в другом конце озера плавало малиновое пятно. Казалось, свет исходил изнутри, со дна, но это было отраженное с высокого берега пламя костра, и Алексей пошел на него, пробираясь сквозь заросли ольхи и крапивы.
Свет шел не от костра, как думал Алексей, а из окон двухэтажного особняка, стоящего на крутом берегу озера. Через еловые ветки покойно светились окна нижнего этажа. Из высокой трубы шел дым.
«Печи топят в такую жару, – подумал Алеша. – Странный дом… Куда это я вышел? А… Старушка говорила, „царев домик“… Значит, правильно иду, не сбился с маршрута».
Алексей осторожно отодвинул еловую ветку и заглянул в открытое окно… В комнате находилось двое мужчин. Один сидел спиной над остатками ужина, другой, высокий старик в синей поддеве, стоял рядом и наливал из большого штофа водку в граненую чарку.