Гастарбайтер
Шрифт:
– Послушай, – начал Вадим, продолжая тормошить, готовую уснуть жену. – У меня сегодня встреча с очень опасным человеком. Ближе к десяти набери меня на мобильный, если не отвечу, звони матери. Вот, возьми. Здесь пятнадцать «штук» «баксов», если со мной что-то случится, это вам на первое время.
Алёна всё ещё лёжа держала пакет в руке, тревожно глядя то на деньги, то на одевающегося мужа. – Тю-ю-ю, – протянула она с удивлением и опаской, словно содержимое могло вцепиться ей в палец. – Слушай, может не нужно ездить, раз всё так серьёзно.
Жалость и страх за близкого человека шевельнулись в груди, раздувая еле тлеющие угли.
– Номер
– Лучше малому куртку купи, ходит, рукава короткие. Перед людьми уже стыдно, – возразила Алёна, глядя, как муж не спеша спускается вниз по лестнице. Время у него ещё было.
Чипс дремал в машине у подъезда, но услышав хлопок двери, проснулся. Окинув взглядом двор, где прошло их детство, Вадик сказал: – Поехали.
Когда то Игорь Вильман любил картофельные хлопья, только-только появившиеся в кооперативных ларьках. Со временем тяга к ним прошла, а прозвище, прилипнув намертво, осталось, заменив ему имя с фамилией.
На месте были с десятиминутным опозданием, застряв в пробке на Московском мосту. Рощина ещё не было. Достав телефон, Вадим хотел ему позвонить, но передумав, протянул трубку Чипсу: – Пусть у тебя пока будет.
Ожидая, Очкарика Чипс дремал, иногда яростно почёсывая давно не мытое тело, Вадик курил и дым сигареты, расплываясь под потолком, вытекал в приоткрытое окно. В салоне было тепло, приглушённо играло радио «Шансон». Рощин вышел со стороны рынка и, открыв дверь сел на середину заднего сидения.
– Привет.
– Думал ты не придёшь. «Бабки» принёс?
– Принёс. Только пересчитай, чтобы не было потом разговоров, – Очкарик протянул Вадиму болоньевую сумку. Говорил он уверенно, но какая-то натянутость ощущалась в его словах, Вадик отметил это, держа деньги в руках. Достав свёрток в кульке, он развернул газету – вместо долларов была перетянутая резинкой нарезанная бумага. Услышав щелчок курка, Вадим повернулся, увидев дуло пистолета. Ему не первый раз приходилось сидеть под направленным на него оружием, оставалась ещё надежда договориться, но посмотрев в глаза подельника, он понял – пощады не будет! За толстыми линзами смешных очков был его смертный приговор. «И Чипса…», – успел подумать. Девяти миллиметровая пуля с сухим щелчком пробила лобную кость левее переносицы и, вырвав часть затылка, ушла сквозь простреленную крышу в осеннее небо.
Чипс заворожено смотрел на расправу; парализованный животным страхом, он не сделал попытки спастись, только с ужасом следил за происходящим. Говорят, за миг до смерти человек видит всю свою жизнь, чуть ли не с момента зачатия. Ничего подобного Игорь не увидел, лишь яркая вспышка извергающегося вулкана, холодным огнём пронзившего руку, которой он пытался отгородиться от смерти.
Отстрелив палец, первая пуля вошла ему в шею, разорвав артерию. Тёмная, почти чёрная кровь хлынула из раны, заливая салон. Вторая попала в голову, и Чипс осел на руль. Убийца дёрнул его за рукав, откинув на сидение. Натянув вязаную шапочку до глаз, Рощин вышел из машины, растворившись в подворотнях района. А в расстрелянной «копейке» звучал с надрывом голос Розенбаума, песни которого так любил Вадим.
***
– Очкарик ошибся лишь раз – когда у него кончились деньги, позвонил Вадиму с домашнего, только поэтому его взяли через четыре дня. Сейчас на ПЖ сидит. А так бы сроду не нашли, Вадим ведь скрытный был, царство ему небесное, – закончила Люся. Сигарета давно была докурена и она сидела, закинув ногу на ногу, зябко кутаясь в мохеровый халат. – Алёна позвонила Вадику, потом Неле, сестре моей, а та уже в милицию.
– А как их нашли?
– Люди сообщили, ещё ведь не поздно было. Из Чипса вся кровь вытекла, под машину натекла целая лужа. Стогний об этом фильм снял.
– Ты видела?
– Нет, Неля говорила. Его часто по СТБ показывают.
– Где Вадика похоронили?
– На Лесном.
– Как пойдёте к Вадиму, меня с собой возьмите.
– Да мы только были недавно, – произнесла Люся, провожая его. – Разве что в ноябре, на два года.
Они распрощались, и Женя пошёл по бульвару Перова на свой объект.
Глава седьмая
Очкарика он знал по единственному совместному делу и выглядел тот именно так, как описала его Люся. «Работу» ту давала знакомая Вадима, Настя.
Она была на три года старше Вадима, на четыре дня моложе Жени и хотя была почти одного роста с последним, смотрела на него так, словно он был на голову ниже. Больше всего на свете Настя Полевая любила две вещи – деньги и себя. Когда пахло большой суммой, она принимала стойку, как матёрая охотничья собака, сразу определяя, стоит игра свеч или нет. Банковские купюры стали её допингом и смыслом жизни и если звон меди в карманах сменял шелест купюр, Настю «ломало» от самого этого факта.
Себя она считала красивой, а свою привлекательность непогрешной, ни желая учитывать возраст и всякие мелочи, вроде здорового образа жизни. Красота или есть, или нет, как и талант её не пропьёшь – свято верила Настя в выведенный постулат. Длинные светлые волосы она перетягивала сзади резинкой, но в основном они ниспадали волной на хрупкие плечи. Дополнял образ нежного создания голос девочки из «Секс по телефону». Слыша её интимное ти-ти-ти, Женька всякий раз опускал руки в карманы брюк, ругая себя за излишнюю чувствительность. В маленькую от природы грудь девушка вшила силиконовые имплантаты. Женя полюбопытствовал у Вадима, какова она на ощупь; тот задумался, вспоминая свои ощущения и ответил:
– Как варёная колбаса.
Немного портили общий вид широкие бёдра, но хозяйка силиконового бюста не особо расстраивалась по этому поводу, утешаясь мыслью, что крохотные недостатки только подчёркивают её совершенство.
Родом Настя была из ПГТ в ста километрах от Киева; родители работали на сахарном заводе, души не чая в красавице дочери. После школы она поступила в Киевский техникум и после второго курса вышла замуж. Муж Лёша был старше её на пять лет, сантиметров на десять ниже, любил выпить, но это не смущало новобрачную – главное, у неё была теперь киевская прописка. Жизни в деревне, как презрительно называла она родной посёлок, Настя не представляла и либо спилась бы от тоски, либо удавилась, напившись для храбрости. Только в большом городе у неё был шанс реализовать свои амбиции, и девушка собиралась его использовать.