Гать
Шрифт:
Ответом на эти рассказы тут же стали многочисленные официальные «молнии» из посольского приказа Его Высочества. В депешах и каблограммах звучали смутные грохочущие предупреждения в модном стиле «хайли лайкли», но в конце всегда была приписка, мол, примите и проч. Слишком уж стращать на основе сомнительной информации уважаемых партнеров никто не планировал, да и в целом настаивать на своем не собирался.
Ответом на письма счастья всегда следовало гробовое насупленное молчание. Ни ответа, ни привета. Со временем у приказных писцов даже начало складываться навязчивое осчусчение, что там, на той стороне голубиной почты, никого нет вовсе. Впрочем, помня об особенностях болотной карательной
Так всё и тянулось бы в своем нескончаемом круге имени санитарки Сары, однако вскоре наступила и другая напасть — в Карломарском университете принялись бузить штуденты. Наслушавшись модной за океаном завиральной теории об удержании парниковых газов в рамках высочайше дозволенного великовозрастные школяры на время прервались выравнивать гендеры, а принялись взамест демонстрировать за уменьшение углеродного следа. В чем этот след состоял, демонстрирующие разбирались не очень, зато зачем-то жгли повсюду разнообразные не угодные им флаги, приковывали себя цепями к оградам посольских приказов, перекрывали дороги возвращающимся с очередного дебоша селюкам и вообще безобразили. Серьезно доколебала городскую тилигенсию дурная манера штудентов обливать всех вокруг супом, особенно страдали от супной подливки развешанные повсюду в украшательских целях автопортреты знаменитых болотных художников вроде Ремстроя и Реноваццио. Почему штудент предпочитал мастеров на «ре» и какая тут связь с глобальным потоплением, оставалось только догадываться.
Практический же выхлоп изо всех демонстраций был один — и без того переполненные застенки Его Высочества пришлось и вовсе до отказа утрамбовывать сарестованными суповарами — теперь ночами напролет из темных подвалов раздавалась штуденческая строевая песня, зачем-то переделанная ими на матерный манер. Ночной прохожий морщился и спешил быстрее миновать этот вертеп свободолюбия.
Его же Высочество в ответ на всякий случай высочайше разогнал едва со скрипом собранное на днях учредительное собрание и заодно сменил главу Промежвременного правительства.
Глобальному потоплению от всего этого не становилось ни холодно, ни жарко.
А вот и без того излишне участившиеся риоты сделались при этом и вовсе повсеместными. Дня не проходило, чтобы сестрицы-профурсетки и прочие ткачихи человечьих судеб, не выстраивались бы на парад-алле. Им вторили покуда оставленные на свободе штуденты, пьяные селюки и бунтующие актеры-почасовики. Публичный транспорт бастовал через день, трубным гласом ревели панцерцуги, не выходили на график трамвайные депо, так что высыпавший на велосипедные дорожки разночинный народец тут же вставал подле центральных переулков в плотные толпы, гудя друг на друга рассерженным матчишем. Застрявшие в велопробке тележки молочников и короба разносчиков довершали картину всеобщего хаоса, в который с каждым днем все глубже погружались болотные города.
Если же прибавить ко всему этому несчастью еще и вечный недород, неизбежно усугубляющийся с каждой новой неделей бесконечно пасмурной погоды, то становилось понятно, что беда грозит уже не столько центральным улицам и буйным головам, но всему роду человеческому.
Тут же, вторя голосам провидиц, отовсюду повылазили разномастные сектанты да чернокнижники. Дня не проходило, чтобы не занимались крики о восстании из могилы очередного древнего героя-богатыря, коего, истово крестясь повторяли всклокоченные побасенники, с огненным мечом наперевес буквально давеча видали пьяным на базарной площади деревни Н. Дошло до того, что начали поговаривать о явлении народу призраков самих всеблаженных Карлы и Марлы, мол, бродят те по болотам, провозглашая скорое
И вот тут уже напряглись горние жители ленных маноров, обыкновенно не кажущие нос наружу и нуждами простого народа если не брезгующие, то во всяком случае ими не заинтересованные. Давали бы только оброк красной жидкостью, и весь сказ.
Но то ли и правда начался с волшебным рубиновым настоем какой перебой, то ли напротив, возникло в высших кругах некоторое осчусчение, что сегодня народу даровали учредительное собрание, назавтра — вольности с барского плеча Его Высочества, а послезавтра они нас же самих на вилы. Не порядок! В общем, слетелись графья и князья, кто помоложе и позубастее на слет, судить да рядить — достаточная ли стоит кругом ленных маноров оборона, не проник ли шпион Козлевич в закрома, и какова нонче средняя температура по больнице.
Спешно проведенные замеры никому не понравились. Случись какая осада, крепкие стены и радужный мост Триверст быстро будут порушены, а противопанцервагеновые канавы, вырытые далекими славным предками, ввиду окончательного заболачивания местности годны нынче разве что загребных с распашными тренировать. Что же касается настроений в народе, то спешный опрос населения с глубинными интервью в гешпанских сапогах показал столь скорбную степень недоверия долговечной знати, что леворуционные настроения в городах за ленточкой показались бы опрашиваемым великой эрой стабильности и благоденствия. В общем, так и так получалось нескладно. Народец, твой собственный народец явным образом собрался поставить тебя на ножи, кому это понравится.
Ввиду общей опасности положения, решили в кои-то веки прибегнуть не к своеобычным стращанию, пужанию и дуракавалянию, а действовать по науке. Позвали экспертов-политолухов из заокеанского источника мудрости «Мирумир корпорейшн», те высокородным и насоветовали: необходимо тотчас созвать со всех болотных земель асов птушкиных во главе с одноглазым суперасом Водяным, для чего глава стражи Его Высочества князь Хемуль должен трижды протрубить в специальный рог Изобилия, что в переводе с языка асов означает попросту «громкий рог» — очень уж он громкий. Ну, значит, асы на это изобилие и потянутся. Они же и станут вековечную знать подобру-поздорову от злокозненных людишек охранять, а быть может, и самого Козлевича своим внушительным видом от ленных маноров отвадят.
На том и порешили, расползаясь по своим уделам дальше девок портить и кровь людскую пить.
Но только звучало все это как хороший план лишь на бумаге. На деле же политолухи деньги хоть взяли и немалые, а в местном болотном политесе разбирались примерно как свинья в апельсинах. Асы птушкины хоть и разогнали с улиц сестриц со штудентами — еще бы, с такими-то рожами — но сами промеж того быстро задружились с селюками, точнее — с их знаменитой водовкой, из того самого навоза и выгнанной, так что получилось в итоге хужее некуда.
По градам и весям болотным отныне шатались толпы совсем уж неподконтрольной пьяни, настолько проспиртованной, что никто никому уже служить не собирался вовсе.
Анархия воцарилась на улицах, теперь не то чтобы после заката — в белый день не было никакой возможности простому разночинцу, да хоть бы и ленному князю выйти на двор до ветру, чтобы не огрести в итоге по сопатке от ражей гоп-компании асов, тусов и тут же подтянувшихся на шум болотных еманаротов.
Полисия, глядя на все это безобразие, вмешиваться тоже не спешила, потому что имела в бизнесе еманаротов долю малую, а потому в поимке оных отнюдь не была заинтересована. Да и куда их — застенки-то еще со времен посадки туда певунов-суповаров так и оставались переполнены.