Гауптвахта
Шрифт:
Дверь открылась и поглотила офицера и солдата.
Дверь закрылась.
А справа от двери — плакат на кирпичной стене. А на плакате изображён часовой, героически стоящий на посту. А ниже, под часовым, такая надпись:
Капитан отпирает дверь с надписью:
В камере — гробовая тьма.
— Тут у нас неполадки с электричеством. Посидишь пока тут в темноте. Но учти: стены побелены и прислоняться к ним нельзя — запрещено.
Рядовой Полуботок входит во мрак и тонет в нём.
Дверь захлопывается.
Ключ проворачивается.
Шаги за дверью — удаляются.
Но мрак в камере оказывается не таким уж и безнадёжным — тусклый свет всё-таки проникает через глазок в двери.
По коридору мимо дверей с глазками медленно проходят двое охранников — ефрейтор и курносый рядовой. У обоих полудетские лица и настоящие взаправдашные карабины с самыми настоящими штыками. Оба солдата шёпотом переговариваются о чём-то весёлом.
А пока они ходят по коридору, сверху, с потолочных балок, за ними сурово наблюдают плакаты следующего содержания:
И ещё что-то такое об укреплении воинской дисциплины и за подписью Владимира Ильича Ленина, дух которого витает и над этим городом, и над всеми происходящими в нём событиями.
Камера номер четыре.
Полуботок тоскливо смотрит в глазок. Не увидев ничего интересного, осторожно отходит от двери, нащупывает табуретку и садится.
И сидит, отбывает свой срок. Секунда за секундою. Минута за минутою.
И тихо бормочет:
— И что же? Так вот все десять суток и будет продолжаться?.. Да-а, мне потом будет о чём вспоминать…
Курносый солдат прохаживается по коридору мимо дверей с глазками.
Давешний ефрейтор куда-то ушёл, и теперь Курносому скучно… Вот он даже с тоски стал перечитывать плакаты…
Из глазка камеры номер четыре на него смотрит голубой человеческий глаз.
Курносый презрительно усмехается: дескать, ты — там, ну а я — так здесь! Во как здорово!
— Эй, слышь! — кричит Полуботок.
— Ну, чо тебе?
— А когда свет дадут?
— Не знаю.
— Слышь ты! А в туалет сходить можно?
— Можно. Я выводному скажу, он тебя и выведет.
— Ну так ты скажи там, а?
Коридор гауптвахты.
Опередив замешкавшегося выводного, Полуботок самовольно выходит во двор. Потрясённый застывает при виде немыслимо голубого неба и высоких белых берёз, что растут где-то за забором. С наслаждением вдыхает в себя пьянящий воздух Свободы.
Это безобразие с ужасом замечает часовой, стоящий возле грибка с надписью «ТУЛУП». Нелепо выставив вперёд карабин со сверкающим на солнце штыком и выпучив карие тупые и испуганные глаза, он лепечет:
— А капитан сказал, чтобы без выводного — чтоб никого!.. Сказал, чтоб не выпускать! Стой! Стрелять буду!
Полуботок цедит сквозь зубы:
— Тьфу ты! Салага хренова!..
Появляется ефрейтор и выводит ещё нескольких губарей во двор. Увидев Полуботка в неположенном месте, говорит:
— А ты почему вышел без моей команды?
Тот не отвечает.
— А ну быстро в туалет, мужики! — кричит ефрейтор.
Наш герой и ещё трое арестантов идут к кабинкам туалета.
Двое других стоят в сторонке и ждут.
Все — арестанты, и их выводной — вышли налегке, но у ефрейтора на голове шапка, и при нём — ремень, не говоря уже о подсумке с магазинами, о карабине и о штыке. А вот у губарей ничего этого нет, и этим — но главным образом ОТСУТСТВИЕМ РЕМНЯ — чётко обозначается их юридический статус в пространстве по имени «ГАУПТВАХТА».
Полуботок входит в свою кабинку, хочет закрыть за собою дверь, как того и требуют приличия. Но ефрейтор пресекает это нарушение:
— Эй, там! Дверь не закрывать! Не положено!
Картина: арестанты, каждый в своей кабинке, стоят спиною к ефрейтору и делают своё дело.
9Камера номер четыре.
Полуботок сидит во мраке, уставившись в светлое пятнышко в двери.
Из коридора слышны голоса, шаги. Свет в глазке чем-то заслоняется, ключ в замке проворачивается, и вот — дверь открыта. И на пороге стоит капитан с добрым лицом.
— Ну что? Заморился сидеть в темноте? Тут у нас вышли кое-какие неполадки с электричеством. И надолго. Так что пойдём-ка, я тебя в другую камеру переведу. Туда, где светло.
Полуботок идёт по коридору. Жмурится.
Добрый Капитан отпирает дверь камеры номер семь для арестованных солдат (матросов) и подталкивает туда Полуботка.
— Заходи, здесь хоть окно есть. Посидишь пока здесь.
Камера номер семь.
Сразу же, как только открывается дверь, происходит нечто необычное для того, кто никогда прежде не погружался в гауптвахтовскую стихию: все шестеро обитателей камеры с молниеносною быстротой выстраиваются — пятеро в шеренгу, а один — впереди.
Этот последний — рядовой Кац, стройбатовец.
Кац командует губарям:
— Равняйсь! Смирно!
И все пятеро застывают.
Кац продолжает:
— Товарищ капитан! В камере номер семь содержится шестеро арестованных! Докладывает старший по камере — рядовой Кац!
— Было шестеро, а будет семеро, — говорит Добрый Капитан. А затем строго приказывает Кацу: — Вольно!
Кац поворачивается к губарям и приказывает им:
— Вольно!
Арестанты несколько расслабляются, но стоят всё же в напряжении и ожидании.