Гауптвахта
Шрифт:
— Замечания, претензии имеются? — спрашивает Добрый Капитан.
— Никак нет, товарищ капитан! — отвечает за всех Кац.
Рядовой Полуботок, подталкиваемый капитаном, переступает порог и остаётся в камере.
Дверь запирается.
Ключ проворачивается.
Шаги за дверью удаляются.
Теперь в камере номер семь содержится семеро арестованных.
Запомним эти цифры — они будут иметь значение.
Камера номер семь.
Полуботок всё так же стоит на фоне захлопнувшейся за ним двери.
А арестанты
Обращаясь ко всем, Полуботок говорит:
— Здорово, ребята! Прибыл… вот…
Ему в ответ — равнодушное молчание. Прибыл — ну и чёрт с тобой!
В углу, откинув спину на печку-голландку, сидит рядовой конвойных войск, однополчанин Полуботка, Злотников. Сидеть вот таким образом ему очень удобно — это и спину не замараешь побелкой, это и тепло, это и эффектно: другой бы и рад посидеть на этом месте, а не может. Не в праве.
Полуботок, увидав своего собрата по конвойному оружию, к нему и подходит.
— Злотников? Вот так встреча!
Злотников отвечает с достоинством:
— Да, давно не видались. Присаживайся. Гостем будешь.
Полуботок ставит свою табуретку рядом со Злотниковым, садится, держа спину сначала прямо, а потом, сгибая её, упираясь ладонями в колени. Говорить обоим, видимо, не о чем. Оба молчат.
Полуботок, поскольку ему указано быть всего лишь гостем, робко, насторожённо обводит глазами камеру и её обитателей. И вот, что он видит:
Крепкого телосложения стройбатовец, о котором он ещё не знает, что это второй по значению человек в камере. После Злотникова — человека номер один. Фамилия этого солдата — Косов. Деревенский парень из Чувашии. Сидит он, откинув спину на стену, а от предательской побелки его спасает прокладка — газета «Правда».
Другой стройбатовец — человек номер три — сидит точно таким же способом, только газета у него другая — «Красная Звезда». Это рядовой Лисицын — короткая стрижечка, пшеничные усики под носом; чертами лица, но не выражением, он поразительно напоминает Знаменитого Донского Писателя… Этот солдат тоже из Чувашии, но не из деревни, а из райцентра. Телосложение у него отнюдь не богатырское, да и умом он тоже не удался; все силы — и умственные, и физические — у него принесены в жертву одной-единственной силе. Да-да — той самой. Именно поэтому его крысья, гаденькая мордочка хранит на себе такой отпечаток порока, что ошибиться, глядя на неё, невозможно. Это — мразь.
Следующий арестованный — рядовой Бурханов. Он из того же самого авиационного полка, который стережёт гарнизонную гауптвахту. Шустренький, маленький, чернявенький. Газеты ему не досталось, и от побелки он спасает свою спину с помощью собственной портянки, а это очень рискованно, ведь в случае проверки он должен будет со страшною скоростью намотать портянку на ногу, воткнуть ногу в сапог, после чего ухитриться стать вовремя в одну шеренгу вместе со всеми; в предвиденье такой возможности его левая нога пребывает в повышенной боеготовности.
Старший по камере, рядовой Кац, сидит, опершись спиною о стол. Это не так удобно, но зато безопасно: чуть только ключ в двери начнёт проворачиваться — вскочил и готово! Кац, он хотя и стройбатовец, но внешность имеет далеко не пролетарскую. Родом он из очень порядочной и обеспеченной семьи, играет на музыкальных инструментах, носит очки и обладает приятным, мелодичным голосом. Чёрные волосы, большие чёрные глаза.
И последний обитатель камеры номер семь — это рядовой Аркадьев. Он из авиации. Голубоглазый блондин с узким продолговатым лицом и невероятно горбатым носом, который устало висит над столом. Владелец носа настолько неприспособлен к жизни, что никакой другой более удобной позы, видимо, себе и не представляет…
Полуботок закончил осмотр, длившийся не более одной минуты. Сидит на своей табуретке и, не зная, куда девать спину, машинально прислоняет её к стене.
Злотников, видя это, лишь усмехается.
Косов тоже видит это, но реагирует по-другому:
— Осторожно, парень! Спину замараешь побелкой, а за это — срок добавляют!
Полуботок принимает замечание к сведению и садится в прежнее положение. И сидит так рядом со Злотниковым, удобно упёршим спину в металлический корпус тёплой печки.
Камера номер семь.
Злотников равнодушно спрашивает у гостя:
— Какой у тебя срок?
— Десять суток. От имени командира полка.
В камере при этих словах наступает оживление.
Косов изумляется:
— Сколько сажусь на губвахту, а никогда ещё не был в такой компании!
— В какой компании? — не понимает Полуботок.
— Так ведь выходит, что здесь у нас — у каждого по десять суток! Вот так совпадение!
Злотников хохочет:
— В эту камеру посадили самых отъявленных негодяев! Специально собрали в одном месте!
Кац не согласен с такою оценкой событий:
— Ну почему ты так говоришь: негодяи? Просто каждый из нас имел несчастье попасть в немилость своему командиру части…
Злотников дико ржёт:
— Камера несчастных!
Кац же продолжает развивать свою идею:
— А вот если бы мы прогневили командира роты, а не командира части, то и получили бы всего по трое суток. Просто это такая шкала существует: командир дивизии даёт пятнадцать суток, командир полка — десять, командир батальона — пять, командир роты — три. И мы все оказались в этой шкале, так сказать, на одном делении. Судите сами: вот я, например…
Злотников раздражённо отмахивается:
— Что ТЫ? Ну что такое ТЫ? Заткнись! Тебя здесь никто не спрашивает!
Старший по камере рядовой Кац мигом затыкается.
— Эх, братва! — продолжает Злотников. — Вот то ли дело Я! На сегодняшний день я уже насидел в общей сложности девяносто пять суток на гауптвахте!
— Как девяносто пять?.. — Полуботок просто отказывается верить своим ушам. — Так ведь, сколько я тебя помню… Насколько я тебя знаю… Ты ведь всегда был тише воды, ниже травы…