Гавань разбитых ракушек
Шрифт:
Это уже было слишком. Родионов с тревогой посмотрел на Ольгу. Она была совершенно бледна. Не станет же он при этой идиотке Динаре сейчас ее убеждать в абсурдности ситуации. А Динара чуть не таяла от наслаждения, наблюдая за ними.
— Экспертизу будешь делать с потенциальными папашами твоего чада, список, я так понимаю, длинный. Российская Анн Николь Смит, не меньше.
— Оскорбление, мой милый, не лучший способ решить вопрос. А про экспертизу я не зря говорю. Подумай. Разве тебя так уж радует получить повестку из суда?
Он резко сел за стол, крепко сжав пальцы, так, что хрустнули.
— А на каком основании? Сначала ведь доказать надо, что есть основание. И не надо тут перед нами ангела корчить. Испортила нам вечер — радуйся. Только отстань теперь от меня. Не напрягай мою жизнь, предупреждаю.
— Дорогой, неужели ты забыл наши дивные ночи?
Официант нерешительно замер, остановившись в трех шагах. Родионов отсчитал деньги и потащил за собой Ольгу к выходу.
— Если ты так уверен, что я блефую, почему не хочешь пройти экспертизу? — крикнула вслед Динара. — Не бросай своего малыша, папочка!
Насмешливый голос Динары совершенно добил Ольгу. Она шла, низко опустив голову. Отвратительно все вышло. Денис молча усадил ее в машину и сел за руль.
— Только не делай такое лицо, Оль. Ты же понимаешь, что все это хрень какая-то.
Кивок.
— Не знаю, что на нее нашло. Два месяца, о которых она говорит, — это полная чушь. Не было никакого секса два месяца назад. Это невозможно.
— Ты ей нужен, отчаянно нужен, вот что нашло.
Унылее голоса не сыщешь.
— Знаешь, кто ей нужен? Мужик с кошельком. Она известная особа, давно промышляет этим. Я и встретился-то с ней потому, что узнавал кое-что по поводу ее любовника. А ей зачем сдался — не понимаю. Мой кошелек не так велик, как ей необходимо. Идиотка. С катушек съехала совсем.
Панова молчала. Интересно, почему ей так обидно? Вроде бы считала его просто увлечением, а вот смотри как зацепило. Какая-то девчонка заявляет, что беременна от него, и Ольга готова повеситься на ближайшем суку. А он чего так оправдывается? Спал, не спал… Мерзость какая. Но ведь зацепило. Два месяца назад. Совсем недавно, они уже встречались. Никто никому не обязан ничем, конечно. Она тоже до этого жила с Димычем. Правда, не отрицает. А Родионов отрицает. Может, правду говорит. Может, просто ее успокаивает. Не все равно, значит. Волнуется. Дорожит. Приятно. Хоть какая-то капля позитива в этой истории. Надо же, как ревность ее закрутила. Даже больно где-то там, в недрах груди.
— Только не молчи, Оль. Ну что ты так расстроилась? Дура она, и все. Не бери в голову. Какая тварь ее укусила сегодня, не пойму. Надо же такую ахинею нести.
Чем больше он пытался ее успокоить, тем ей становилось хуже. А вдруг правда? Что тогда? Он бросит своего ребенка? А Панова должна тут в роли разлучницы выступать? Ей это надо? Ей скоро уезжать, можно сказать. Калахан недавно только намекал, что скоро объявят результаты по вакансиям и все будет о'кей. Улыбался и заговорщически подмигивал. Вот и хорошо, что о'кей. Зачем тогда вообще переживать, разгадывать загадки чужих жизней? Да и вообще, что ей Родионов? Он даже никогда не говорил, что любит ее. Она тоже не говорила, но каждая женщина подспудно ждет этих слов. Даже если они являются простой профанацией.
— Да ладно, забудь, — вяло произнесла она.
— Как это забудь, если на тебе лица нет? Ну хочешь, я сделаю эту чертову экспертизу, чтобы тебя успокоить? Я не понимаю, правда, как у Дины хватает кишок идти на это, потому что, клянусь, я использую эту экспертизу, чтобы потом наказать ее легально.
— Она же беременная. Что ты сделаешь? Не станешь же ты трогать ее в таком положении.
— Да еще неизвестно, беременная вообще или нет. Наврала же про меня, может и про ребенка наврать.
— Зачем?
— Шизофреничка потому что. Раздвоение личности, выдумает себе муть всякую и верит в это потом.
Панова пожала плечами. Шизофреничка или нет, а вела себя вполне естественно и уверенно, что главное.
— Куда поедем ужинать?
— Я уже не голодна. Хочу домой и спать.
— Оля, ну хоть ты веди себя как разумный человек.
Отвернулась к окну. Она и ведет себя как разумный человек. Не скандалит, не выясняет ничего. Просто хочет домой.
— Денис, ты ведь мне обет верности не давал, ну чего ты так оправдываешься?
— Понимаешь ли, мне не в чем оправдываться. Так что ты это зря.
— Тогда о чем вообще разговор? Забыли, проехали.
— Я не слепой.
— Я тоже. Отвези меня домой.
— Терпеть не могу, когда мною манипулируют. Тем более когда манипулируют моими близкими.
Он вытащил телефон из тесного кармана джинсов и набрал номер Дины. Тот случайный пьяный секс не мог привести к беременности. Он четко помнил, что использовал презерватив, и помнил, что тот не рвался. И было это много раньше, чем два месяца назад. Дина блефует. Пусть делает экспертизу, пусть делает что хочет. Иначе он никогда не отмоется от ее грязи. Потом она еще будет умолять забыть об этой экспертизе, неужели не понимает, на чьих нервах играет?
Глава 9
Бабушка сразу заметила, что Оля сама не своя. Жанна Тимофеевна прожила на свете больше восьмидесяти лет и вырастила троих детей, так что печали молодых людей угадывала в один момент. Из всех детей только Гоша жил рядом с ней, дочь уехала в Канаду около десяти лет назад и писала очень редко, а младший сын жил в Новосибирске и приезжал к ней далеко не каждый год. Семья Гоши стала ей самой близкой, а Оля была любимой внучкой. Чаще радовала, реже — огорчала. С мамой ее у Жанны Тимофеевны сложились отношения хорошие, хотя и прохладноватые. Но ведь лучше прохладные, чем ругань по поводу и без. Что-то случилось у них в семье недавно, что-то неладное, неприятное. Гоша толком сказать не мог, только твердил, что девочки его повздорили и Оля ушла от них. Ну что же, говорил, пора ей уже самостоятельно жить, взрослая. Но глаза при этом грустные, темные, видно сразу, что не от добра самостоятельность Оленьке потребовалась. А недавно Оля квартиру сняла рядом с ней, заходить стала чаще. Жанна Тимофеевна к себе звала жить, но Оля воспротивилась, ни в какую не соглашалась. Гоша опять сказал — самостоятельность, взрослая стала. А глаза все такие же темные при этом.
А вот сегодня Оля совершенно расстроенная пришла. Чмокнула старушку, села за стол, а потом на руки голову опустила и заплакала. Бабушка стала гладить ее по голове, от ее ладони шло тепло.
— Ну что ты, что ты, Оленька. Будет, будет тебе. Все хорошо, ну, не плачь, родная.
Оля всхлипнула, потом резко вскинула голову.
— Ба, а ты ревнивая?
— Я-то? Ревнивая, наверное.
Жанна Тимофеевна улыбнулась. Вот оно в чем дело. Молодость, молодость! Одни и те же ошибки у всех.