Гавань разбитых ракушек
Шрифт:
— Но это же из чисто эстетических соображений, ради красоты, а не ради ублажения безумных традиций.
— Как посмотреть. Кто сказал, что лопоухость или кривые зубы некрасивы? Общество. То есть общество задало параметры, а люди бросаются следовать им, даже путем операций. Отбросим в сторону гигиену и условия, в которых это все делается. Оставим только суть. И обрезание, и косметические операции у подростков имеют единую цель — удовлетворить запросы общества, в котором они живут, улучшить шансы девочки создать семью, в конце концов.
— Ну знаете, доктор, — протянула Лилиан, совершенно растерявшись от такого разговора. — Пластические операции хоть делают людей счастливыми, меняя внешность к лучшему по субъективным меркам, а варварское обрезание — только калечит.
Лара улыбнулась покровительственной улыбкой.
— Счастливыми? Весьма относительно. Пластическая хирургия очень немногих делает счастливыми, потому что чаще всего оказывается, что нос, глаза, грудь — новые, а проблемы все те же. Никто не именует женщину, которая ради традиционного восприятия «большая грудь, миндалевидный разрез глаз, тонкий нос — это красиво» ложится под нож, дикаркой или варваркой. Все понимают, что по субъективным причинам ей это необходимо.
Лилиан вспыхнула. Она и сама делала пластическую операцию, исправляя форму носа. Специально ездила ради этого в Англию. Счастье ее продолжалось несколько месяцев, до очередной неудачи в личной жизни. Но ведь доктор Виера не ее имела в виду?
— И потом, — продолжала Лара, заведясь, — африканская мать страдает такими же страхами за счастье дочери, отдавая ее под нож повитухи. Необрезанную замуж не возьмут, и жизнь у нее не сложится, и в общине осудят, и семья изгоем станет. Тут ведь много факторов.
— А мне кажется, — тихо сказала Ольга, — главное отличие — это осознанность выбора. Африканских девочек никто не спрашивает. Ты ведь не считаешь это нормой?
— Нет, не считаю. Но уверена, при сложившемся давлении общества они бы соглашались на это, если бы хотели продолжать свою жизнь в рамках их родной общины, выйти замуж, родить детей. Потому что для них это норма. Все те, кто кричит «ах, дикари!», забывают о праве африканцев на собственную норму.
— И что же, по-вашему, ничего делать не надо? — возмутилась Лилиан, скомкав салфетку в руке.
— Надо. Но действовать не простым осуждением и криками «ату!». Надо создать условия, когда это перестанет быть нормой, когда женщина окажется защищенной и сильной, не будет в такой мере зависеть от влияния общины. Хотя это очень сложно.
— Но ведь в некоторых африканских странах этого все же добились. Но начинали не прямо с вопроса обрезания, а с вопросов образования, повышения количества рабочих мест, укрепления позиции женщины. После этого стало возможным обсуждать проблему и более эффективно запрещать обрезание. Есть страны, где оно практикуется единицами. Есть, где оно осталось в виде наказания за прелюбодеяние, например. Таких стран, как Гамбия, становится меньше, к счастью. Хотя до конца пути еще ох как далеко.
— Ох, согласна я с вами, Лилиан, — вздохнула Лара, наливая ей рубинового биссапа. — Просто хочу дать вам возможность посмотреть на это с другой стороны. Обвинять легко, а найти эффективный путь решения проблемы — сложно. Дайте женщине образование, работу, экономическую независимость, и она сама начнет решать, что ей делать с собственным телом.
Заметив, что Лилиан спасовала и не могла найти аргументов, Лара сменила тему разговора. А Ольге еще не раз пришлось столкнуться с тем, что осуждение традиций не дает никаких результатов. Трудно быть богом, да, но только еще труднее не опуститься до банального разделения мира на страны первого и третьего мира, примеряя стандарты одного к другому, традиции которого просто не понимаешь.
Вновь потянулись дни, похожие друг на друга. В доме было душно, и Ольга старалась в светлое время сидеть во дворе. Поставила там пластиковый стол с парой стульев и работала за ноутбуком или же читала электронные книги. Как-то после того, как зачиталась допоздна, она зашла в дом и села в кресло, намереваясь продолжить чтение. В голень что-то кольнуло, и она тряхнула ногой. Странное ощущение не исчезло, и Ольга провела рукой по джинсам, обнаружив под тканью что-то вроде палки. Вывернув кверху штанину, она встретилась глазами с большой жирной ящерицей гекко, коих в этих краях водилось немерено. Но не на голенях. Гекко замерла. Ольга заорала диким криком, и ящерица принялась удирать во все четыре лапы. Ольга выглянула на улицу — не привлекла ли чьего внимания. Было пусто и тихо. Она осмотрела все углы, налила себе вина и продолжила читать. Так и заснула — с карманным компьютером в руках, около масляной лампы и бокала вина на обеденном столе.
Разбудил громкий и настойчивый стук в дверь. Она спросонья не поняла, что происходит, и растерянно уставилась в стену, разлепляя глаза. Повторный стук окончательно разбудил ее. Она открыла и ойкнула. За окном уже было утро, а на пороге стоял Родионов — еще более, чем раньше, загорелое лицо, на фоне которого серые глаза казались совершенно пронзительными, рубашка цвета хаки с накинутой безрукавкой с многочисленными карманами, темно-синие джинсы. Большой рюкзак на плечах бугрился от туго набитого содержимого и пестрел наклейками таможни разных стран.
— Привет.
Она молчала и тупо смотрела на него, как на привидение. Она на минуточку даже поверила, что он — плод ее галлюцинаций. Визуализация тщательно скрываемых мыслей и переживаний. Плод воображения, игравшего с ней такие шутки по ночам не единожды.
— Так и будешь держать меня на пороге? Говорят, утреннее комарье презлющее. Малярии мне желаешь? Не впустишь?
— Родионов, ты что здесь делаешь? — спросила она таким подозрительным голосом, словно проверяла — ответит он или растворится в воздухе.
— Заехал по делам. На денек всего, не переживай. Вечером уже уеду.
— Ты из России проделал весь путь, чтобы заехать сюда на один день?
— Вот еще!
Он ответил так, что прозвучало это как «и не думай, что все это ради тебя!».
— Нет, я по делам ездил в ЮАР, по дороге обратно мы остановились в Дакаре, шеф ждет, чтобы я здесь проведал кое-что и вернулся, и потом мы полетим домой.
— Проведал что?
— Как вы тут работаете, например.