Гавань разбитых ракушек
Шрифт:
— При чем. Ты получила всю ее любовь. Ты получила теплый дом, ласковые руки. Заботу. Нежность. Внимание. Ты получила все. Если бы ты не родилась, возможно, та девочка оказалась бы более удачливой.
— Ты думаешь, что мама забрала бы ее однажды? Я сомневаюсь.
— Кто знает. Материнский инстинкт — вещь непредсказуемая. Но ты своим рождением заполнила вакансию. Так что, увы, нам остается только гадать.
— Вакансия вновь свободна, — горько добавила Панова, ссутулившись.
Лара ничего не ответила. Она открыла бутылку с терпким соком баобаба и небольшими глотками отпила густой молочный напиток, кончиком языка слизнула каплю с горлышка и протянула Пановой.
— Хочешь?
Ольга покачала головой и встала. Ее охватило непреодолимое желание остаться одной. Присутствие Лары вдруг стало тяготить ее. Она сидела перед ней в этом маленьком кабинете, словно судья,
— Я пойду пройдусь.
— Куда? Вечер уже. Лучше иди домой.
— Чепуха. Все нормально. Я здесь уже всех знаю.
— Ты так думаешь? Смотри не переоцени свои силы.
Ольга вышла из клиники, села за руль и выехала за пределы деревни. Поехала в сторону океана. Когда хижины остались позади и показался берег, она свернула к пляжу, остановила машину и опустила голову на руль. Ей стало душно. Она вышла из машины и села на влажный белый песок. Вдалеке над горизонтом разливался огненный закат. Оранжево-красные языки солнечного пламени слились с облаками над океаном, окрасив бело-голубую пену неба в кровавый цвет. Вскоре небо стало серым, безликим, играя буйными цветами только около исчезающего солнечного полукруга. Ветер с моря усиливался, и Ольга зябко повела плечами. Зря она не надела ветровку. Даже в сезон дождей по вечерам иногда дул прохладный ветер, а уж у воды всегда было прохладно. Теперь придется мерзнуть или возвращаться домой. Мелкие зеленые плоды неизвестного ей дерева блестели на влажном песке редкими пятнами. Попадая под ноги, они проваливались в рыхлый песок и бесследно погружались в него, как и плоские ракушки.
Ольга обернулась. Она отъехала довольно далеко от деревни. Ее никто не видел, вокруг было пустынно. Она запустила руки в песок, пропустила его сквозь пальцы, наблюдая за тем, как ветер подхватывает песчинки и уносит вдаль. Она обхватила колени руками, подставив лицо ветру. И заплакала. Тихо, беззвучно заплакала, дав волю слезам катиться по щекам, оставляя мокрые дорожки на обветренной коже. Лара обошлась с ней жестоко. Но ведь она в чем-то права, Вполне возможно, что так и есть. Что мать не любила ее, а просто родила ради отца. Просто растила потому, что так положено, а статус и возможности позволяли. Потому что отец никогда бы не дал ей бросить их ребенка. Потому что люди, настоящие люди, а не монстры не бросают своих малышей. Ольга — воровка. Она виновата перед Ритой. Кругом виновата. Она оказалась удачливее ее. Она взяла от матери все то, что должно было бы достаться Рите. Возможно. На большее мать и не была способна. Иначе почему она не решилась еще на одного ребенка? Это было бы выше ее сил. Свою роль в глазах общества она выполнила. Остальное — лишнее. Чепуха.
Слезы иссякли. На душе стало чуточку легче. Самую малость. Теперь Ольга знала, в какие слова облечь свои ощущения.
Она встала, отряхнула с юбки песок. Это было практически бесполезно — влажный песок налип везде: на юбку, под юбкой, на кожу ног, забился в волосы. Она вздохнула и вернулась в машину. Солнце село, и сумерки стремительно сменялись темнотой. Это было очень характерно для Африки. Сумеречное время дня длилось совсем недолго, не более двадцати минут. Затем быстро наступала темнота, и все замирало. Согласно легенде, когда-то в Африке господствовал только лишь знойный день. Ночь же жила на дне большой реки и подчинялась богине Йомойи. Как-то вождь суши Одудуа женился на дочери богини Йомойя — Аджи — и забрал ее на знойную сушу. Аджи вскоре устала от постоянного зноя и попросила мать прислать в мешке немного ночи. Посланники Аджи, гиппопотам и крокодил, решили по дороге мешок развязать и посмотреть, что там внутри. Ночь вышла из-под контроля и накрыла всю землю. Вместе с ней из мешка выпрыгнули и все ночные животные — леопарды, львы, летучие мыши, пауки, совы. И хотя жители наслаждались ночной прохладой, все же дневной зной им был необходим. Аджи уступила и указала ночи делить время суток с днем пополам. А вот сумеркам времени не оставили, потому они такие короткие.
Ольга поехала домой, удивилась отсутствию людей на дорогах. Потом вспомнила, что в это время идут вечерние новости и почти все жители деревеньки собираются во дворах, где есть маленькие старенькие телевизоры или радио на батарейках, и, активно обсуждая, слушают репортажи о событиях дня. Их менталитет, их видение событий складывались
Ольга зашла в свою хижину. Пахло дождем. Ветер принес предвестники дождевой бури. Вовремя приехала, иначе рискнула бы застрять по дороге. Она открыла банку с фасолью и стала ковырять вилкой, цепляя белые фасолинки. Фасоль, однако, не шла в горло. Аппетита не было. Но было бы слишком большим расточительством оставлять банку открытой. За ночь она испортится — а ведь это целый ужин или завтрак. Ольга запихала в себя еще несколько фасолин, а потом выглянула за дверь, тихо свистнув. Тут же из-за дерева появилась рыжая кошка и настороженно остановилась в нескольких шагах от нее. Кошка не раз уже получала еду из рук этой женщины, но, наученная горьким опытом пинков в прошлом, все еще осторожничала. Ольга нагнулась и поставила начатую банку с фасолью на землю. Зашла в комнату, но дверь не закрыла. Кошка с достоинством приблизилась к пиршеству и грациозно стала вылизывать жестяную посудину, поглядывая время от времени на щедрую двуногую.
Ольга вдохнула свежий воздух и с сожалением закрыла дверь. Комаров становилось все больше, и провести ночь в поисках жужжащих тварей под сеткой не внушало большого оптимизма. Она умылась, опустила сетку, скрученную над кроватью большим узлом, и легла на спину, положив руки за голову.
Лара была жестока сегодня, подумала она в который раз. Почему? Что ее так задело? Она уже заметила, что африканцы очень осторожны друг с другом, но довольно нетактичны с белыми. Так же, как черные осуждали белых за непонимание их культуры и традиции, так же они сами не старались даже чуточку понять мировоззрение белых. Словно жили в параллельных мирах. Ольга для Лары — чужая, хоть и считается подругой. Весьма своеобразной подругой. Вместе с ней против нее же самой.
В то же время Лара не принимала участия в круговой поруке, характерной для местных. Есть у африканцев такое качество — стоять горой друг за друга и так же горой против остальных чужаков. Круговая порука — сильнейшая вещь. При этом Ольге было удивительно, почему же они так живут, в полной нищете. Казалось бы, взаимоподдержка должна приносить хорошие результаты, если использовать ее для развития. Однако порой казалось, что они не вытягивают друг друга наверх, а тянут вниз. Практически отсутствовала конкуренция на работе — персонал их организации скорее готов был покрыть ошибки друг друга, только бы остаться в клане, в крепко скрепленной цепочке, не подвести, чем показать свой собственный хороший результат.
Принести плохую новость считалось недопустимым. Будут молчать до последнего, даже если от этого пострадает дело. То же было и с болезнями — не хотели ни знать, ни сообщать о неизлечимых болезнях. Странно, как вообще в их клинике оказались неплохие профессионалы в своем деле. Такие, как Лара, например. Она сама признавалась, как порой ей тяжело.
— Здесь все по-другому, тебе еще привыкать и привыкать, — говорила она. — Даже мне порой очень трудно, хотя, казалось бы… Вот недавно привели пациентку, лет под пятьдесят. У нее рак шейки матки такой степени, что на перчатке от легкого касания остаются кусочки распавшейся ткани. При этом жалобы весьма незначительные, и вообще чудо, что пришла к врачу. Потом выясняю, что ВИЧ инфицирована. Есть муж и три co-wife [9] . И можешь себе представить — я не могу ей рассказать о ее диагнозе, несмотря на то что она уже потратила кучу денег на разных врачей, включая столичных, и марабу. И никто ей не говорит правды, она ходит по кругу ложной надежды. Я выписываю ей парацетамол, хоть что-то, чтобы создать видимость лечения. И при этом я понимаю, что это неправильно, но не могу пойти против традиций. И потом — она не собирается говорить мужу о ВИЧ. Боится, что выгонят, и, скорее всего, права. А то, что муж, скорее всего, тоже болен, и три ко-жены тоже, и они имеют право узнать и получать лечение, чтобы поддержать организм, это все не учитывается. Главное — не оглашать плохих новостей. Учти — плохие новости могут сделать из тебя врага народа.
9
Со-wife — вторая, третья и далее жены у многоженца (англ.).