Гайдебуровский старик
Шрифт:
– Может, но не так скоро! – Дина с жадностью сделала большой глоток свежезаваренного чая, – мы с ним разминулись. И я даже знаю, куда он так побежал. Ему, кстати, так не идет кросс. Он такой важный. И для разбежки не подходит, вы не находите?
– И куда, он такой важный, вдруг побежал сломя голову? Да, кстати, и откуда у тебя глобус?
– В этом-то все и дело. Представляешь, он был у Викентьевны!
Я присвистнул от удивления.
– Вот-вот, и у меня была такая же реакция. Я свистнула на всю квартиру. Даже боялась, что соседи услышат!
– Но я не понимаю, с какой стати! У Викентьевны… Это же улика! Серьезная улика против меня! Погоди, погоди… Может этот вовсе не наш земной шар? А жалкая подделка, фальшивка,
– Землю не подделаешь, – вздохнула многозначительно Дина.
– Землю, может, и нет. Но глобус.
Я бросился к столу и стал со всех сторон осматривать мяч. Земля, как земля. Реки, горы, города и страны. Я попробовал его на вес. Тяжелый. Ну и что? Цвет… все тот же зелено– коричневый. Оставалось разве на вкус определить. Но это было излишне. Вкус имеет земля, но не ее калька.
– Знаешь, Дина, если это подделка, то очень качественная, – со знанием дела сказал я, словно разбирался в оригиналах и фальшивках.
– А если нет…
– Тогда непонятно… очень непонятно. С какой стати Роман отнес его Викентьевне. Главный следователь угро. Это уже подсудное дело – скрывание улик. Неужели… Дина, неужели он хотел меня защитить? Ну конечно! Как я сразу не догадался! Он блефовал! Как следователь, безусловно, он хотел узнать правду! Но судить! Судить одинокого старика! К тому же уважаемого на весь район человека! Почетного жителя этого квартала! К тому же долгожителя! Он раздумывал, Дина! Предоставлять ли факты прокуратуре. Убийственные для меня факты. Пойми, я ведь могу не пережить суд. А сколько мне и без того осталось! Стоит ли пачкать руки в крови. Крови столетнего старца, который всю жизнь занимался хранением старых вещей. Нет, черт побери, ценного антиквариата! Нет, господи! Хранением истории! Истории для потомков. Знаешь, умри я на суде или в тюрьме, он себе бы этого не простил, он же чистоплюй! Посмотри на него! И как бы мы к нему не относились! Но он благородных кровей! Он понимает, что такое хорошо и что такое плохо. Убийство плохо. Но в моем возрасте… он прав, в этом возрасте суд уже должен состояться не на земле. Где угодно, но только не здесь, – и я постучал по мячу, изображающему земной шар. Раздался глухой звук.
И едва я стукнул последний раз – в комнату ворвался Роман. Мой тайный покровитель. Тайный спаситель. Тайный благодетель. В эту минуту мне хотелось его расцеловать. И я бросился ему навстречу, распахнув объятия. И даже успел подумать, что мы могли бы стать добрыми друзьями. Ну конечно, я предложу ему дружбу. Ну и что, что я убийца, а он нет. Ну и что, что он эстет и чистоплюй, а я нет. Ну и что, что он благородных кровей, а я далеко нет. Люди разные дружат. И как лучшему другу я попытаюсь ему все объяснить, и он непременно поймет. Может, мы даже выпьем на брудершафт. Я сам куплю дорогой, выдержанный коньяк… Только это я и успел подумать.
Роман тоже бросился мне навстречу. И я почувствовал на своей шее холодные руки.
– Глобус, – прошептал он перекошенным ртом. – Глобус.
Я стал задыхаться. На объятия друзей это не было похоже. Я успел подумать, что с добрыми друзьями так не поступают. Им больно. Руки давили, давили на вены моей шеи. И мне ничего не оставалось, как собраться силами, вцепиться еще сильнее, чем он, в его плечи и оттолкнуть назад. Он лишь слегка откинул голову, его пальцы ослабли, и в этот миг я со всей силы съездил ему по физиономии.
Реакция его была неожиданной. Он не дал мне сдачи. Он встряхнул головой. И стал озираться по сторонам, часто моргая глазами. Наконец, опустился на колени и стал шарить руками по полу. Интересно, что он мог потерять, если я всего лишь его ударил по лицу. Я не верил, что можно потерять какую-то часть лица. Нос, например. Или рот. Ну, разве зубы. Не хватало, чтобы я выбил ему зуб. А если он золотой? Роману бы подошел золотой зуб.
Мы с Диной с недоумением смотрели на него, ползающего по полу. Наконец он поднял на нас взгляд. И мы вздрогнули. Он потерял свои глаза. У него были чужие глаза. Болотные, пьяные. С поволокой, в неприятном смысле этого слова. Черт побери, но ведь и глаза потерять невозможно. Если это конечно не…
– Это он! – вскрикнула Дина, перебив мои мысли на полумысли. – Это антиквар! Я узнала его! Эти глаза! Их не узнать невозможно!
– Это невозможно! – возразил неуверенно я. Во рту у меня пересохло. И я плохо соображал. – Может, это хотя бы внук антиквара? Глаза иногда передаются по наследству…Только вот я не пойму, а где его другие глаза?
– Он их потерял, – усмехнулась Дина.
Роман так же сидел на коленях и беспомощно шарил по полу. Он, казалось, не обращал на нас никакого внимания. Наконец, он на миг застыл. И медленно поднялся с колен. Похоже, он взял себя в руки. Так же медленно стряхнул пыль с брюк. И тяжело поднял голову. И я вновь встретился с ним взглядом. Холодным безжизненным взглядом. Вновь эти голубые льдинки в глазах. Как у повзрослевшего мальчика Кая. Эти ледяные глаза мне нравились куда больше, чем его недавний пьяный болотный взгляд с поволокой. А может я к ним просто привык.
– Быстро же вы меняете глаза, – удивленно сказал я.
– Это всего лишь линзы, – пояснила Дина. – Все очень просто. Изменить внешность гораздо проще, чем все думают. Стоит только нацепить бороду, брови, усы – и перед вами предстанет ни кто иной, как антиквар! Столетний старик!
Дина подбежала к комоду и вытащила из ящика мой недавний камуфляж. И силой посадила Романа на стул. Вскоре на Романе был седой парик, седые усы и брови, и, как положено старцу, седая борода. Перед нами действительно сидела копия антиквара, или моя копия. Или чья-то еще. В общем, я порядком запутался. Только глаза. Они были другими. Холодными, замерзшими глазами Снежного короля, который когда-то был Каем. Но глаза так просто подменить. Я и понятия не имел, что глаза легче всего исправить. То, что выдает человека, как бы он не переодевался, заменить оказалось проще простого. Спасибо ученым! А какой-то простак когда-то заявил, что глаза – это зеркало души. Зеркало души оказалось разбить легче всего. Зеркало не склеишь. И душу не склеишь и не подменишь ни на какую другую. Но ученые медики постарались. Правда с душой у них пока не выходит. Но, думаю, это дело времени. В котором все возможно. Особенно когда это время в руках часовщиков– шарлатанов.
Роман, как ни странно, не сопротивлялся. Он сидел неподвижно, отстраненно. И смотрел куда-то вдаль. Чужими глазами. Которые были зеркалом чужой души. В душу Романа мы заглянуть не могли. Если она у него была вообще.
– Да, но где его морщины? – я даже приблизился к Роману и бесцеремонно стал вглядываться в его лицо. Оно оставалось по-прежнему молодым, выхоленным, ровным – ни единой ухабины и щербинки. Словно по его лицу прошлась закаточная машина. И разгладила неровный асфальт. Я обреченно вздохнул.
– Ерунда, – махнула рукой Дина. – Люди верят не в то, что видят, а в то, что знают. Они знали наизусть столетнего седого старика. Кто будет обращать внимания на морщины?
Вообще мы говорили о Романе, как о неодушевленном предмете. Мы даже поначалу не требовали от него объяснений. Мы пытались объяснить все сами. Он же казался всего лишь частью антикварной лавки. Старинным предметом. Еще не внесенным в каталог ценных вещей. Я не мог поверить, что он может быть живым. Тем самым стариком антикваром, с которым я познакомился несколько месяцев назад. И которого убил. Как может ожить тот, кого я убил? Это просто невероятно. Я все запутывался и запутывался в своих мыслях, как в лабиринте. Из которого нет выхода. Вернее, он есть, но найти его очень трудно. Но возможно. Поскольку если существует начало, всегда существует конец, даже если он приводит к началу. Если есть вход, всегда есть выход, даже если он тот же вход.