Где Цезарь кровью истекал
Шрифт:
— Вообще-то я пришла только для того, чтобы посмотреть, как вы удивитесь, увидев меня. Вы же не только не удивились, но ещё вдруг принялись сравнивать мои ноги с газельими.
Я пожал плечами.
— Придирайтесь, придирайтесь. Признаюсь, мне приятно, что вы пришли, так как в противном случае я не узнал бы об этом фрикасе. Нападки из-за ног — чистое кокетство. У вас необычайно стройные ножки, и вам это известно так же, как и мне. Ноги нужны для того, чтобы на них ходить или любоваться ими, но не рассуждать о них, тем более в методистской цитадели. Вы, кстати,
Она не знала, я рассказал, и мы разговорились. Принесли фрикасе, и первый же кусочек с подливкой заставил меня затрепетать: каким чудовищным характером должна обладать миссис Миллер, чтобы вынудить мужа раз за разом бросать её. Это всерьёз меня озаботило, поэтому, когда несколько минут спустя я заметил, что в палатку вошли Вульф и Чарлз Э. Шенкс и устроились за столиком в стороне от нас, я извинился, подошёл к ним и рассказал о фрикасе. Вульф кивнул с серьёзным видом.
Я дожёвывал последний восхитительный кусочек, как вдруг Лили спросила, когда я уезжаю в Нью-Йорк. Я ответил, что всё зависит от того, в котором часу в среду огласят решение судей на конкурсе орхидей; в любом случае мы уедем либо в среду вечером, либо в четверг утром.
— Мы, конечно, увидимся в Нью-Йорке, — как бы между прочим заметила Лили.
— Да? — Я проглотил остатки риса. — А зачем?
— Просто так. Но я уверена, что мы увидимся, потому что, если бы я вам не нравилась, вы не держались бы так грубо. Кстати, вы меня заинтриговали ещё до того, как я разглядела ваше лицо. Вы тогда шли через пастбище. У вас довольно своеобразная походка. Вы ходите, словно… Даже не знаю, как сказать…
— Своеобразно — вполне сойдёт. А как вам понравилась моя своеобразная техника прыжков через забор после бега наперегонки с быком? Кстати, о быках: насколько я понимаю, пир отменяется?
— Да, — девушка вздрогнула, — естественно. Сегодня же отправляюсь домой… Когда я ехала сюда, у забора толпились зеваки. Они кишели повсюду, даже там, где стояла ваша машина… где мы встретились вчера вечером. Спасибо, что там дежурил полицейский, не то они разбрелись бы по всему пастбищу.
— Несмотря на быка?
— Бык в дальнем конце. Там, где его привязал Мак-Миллан. — Лили поёжилась. — Никогда не приходилось видеть подобного… Я вчера чуть не потеряла сознание… А зачем они задают все эти вопросы? Почему хотят знать, была ли я с вами? Какое это имеет отношение к тому, что бык забодал Клайда?
— Так положено, когда расследуют смерть от несчастного случая. Берут показания у всех очевидцев. Кстати, если они решат начать дознание, вам не позволят уехать сегодня. Вас спрашивали, видели ли вы Клайда после ужина? До встречи со мной.
— Да. Но я его не видела. Почему их это интересует?
— Не знаю. — Я положил в чашечку с кофе сахар и размешал. — Может быть, подозревают, что вы отняли у него последнюю надежду и он полез к быку, чтобы покончить жизнь самоубийством. Им порой такое в головы взбредёт… Они спросили, не из-за вас ли Клайд заявился в дом к Пратту?
— Да… — Она посмотрела на меня и тут же опустила глаза. — Этого я тоже не понимаю. Почему они решили, что он пришёл повидаться со мной?
— Возможно, отец Клайда их навёл. Вчера вечером, узнав, что вы здесь, он чуть не лопнул от злости. Такое впечатление, словно вы являлись ему в ночных кошмарах. Я, конечно, далёк от мысли, что с такой смазливой внешностью вам место в кошмарах, но впечатление осталось такое.
— Он просто зануда, — Лили небрежно махнула рукой, — и не имеет права злословить обо мне. Тем более при вас. — Она одарила меня оценивающим взглядом. — При тебе, Эскамильо.
У меня вдруг руки зачесались дать ей оплеуху. Под её взглядом я ощутил себя картофелиной, с которой счищают кожуру.
— А что он говорил? — как ни в чём не бывало спросила Лили.
— Ничего особенного, в основном всё сводилось к тому, что он хотел бы свернуть вам шею. Я понял, что вы когда-то дружили с его сыном. Думаю, он не преминул сообщить об этом полиции и шерифу. Потому их и заинтересовало, не по вашу ли душу пожаловал Клайд.
— Вовсе нет. Скорее он предпочёл бы увидеться с Каролиной.
Неожиданный поворот! Но я скрыл удивление и безмятежно осведомился:
— Вы имеете в виду мисс Пратт? Разве между ними что-то было?
— Да. — Лили вытащила пудреницу и принялась изучать в зеркальце свою наружность с целью её возможного усовершенствования. — Кажется, они были помолвлены. Вы, вероятно, не знакомы с историей отношений между семьями Осгудов и Праттов. Осгуды богатели в течение многих поколений, ведя род от некоего генерала, участника американской революции. Их родственники в Нью-Йорке презирают нуворишей вроде Пратта. По-моему, всё это чушь. Моя мать была официанткой, а отец, иммигрант, зарабатывал на жизнь прокладкой канализационных труб.
— Надо же, по вам и не скажешь. Пратт вчера говорил, что родился в старой хибаре на месте, где теперь стоит его новый дом.
— Да, его отец служил у отца Осгуда конюхом. Клайд рассказывал мне об этом. Молодой Пратт был помолвлен с фермерской дочерью, красавицей Марсией, а Фредерик Осгуд, вернувшись домой после колледжа, отбил её у Пратта. Она родила ему Клайда и Нэнси. Пратт уехал в Нью-Йорк и вскоре научился делать деньги. Он так и не женился и стал выискивать способы досадить Осгуду. Приобрёл здесь землю, начал строиться и вот, похоже, нашёл способ наступить Осгуду на хвост.
— И тогда, — подхватил я, — Клайд занялся изучением истории семейной розни и пришёл к выводу, что для примирения ему следует жениться на племяннице Пратта. Конечно, в таких случаях лучше дочь, но и племянница тоже подходит.
— Нет, это всё Нэнси придумала. — Лили Роуэн захлопнула пудреницу. — Зиму она провела в Нью-Йорке, пропадая в лучших ночных клубах, и как-то повстречала Джимми и Каролину. Ей взбрело в голову, что неплохо бы познакомиться с ними поближе, и вот, когда приехал Клайд, она устроила совместную встречу. Вскоре она сошлась с Джимми, а Клайд — с Каролиной. Затем, однако, Клайд увлёкся мною, и это, видимо, отразилось на взаимоотношениях Нэнси и Джимми.