Георгий Седов
Шрифт:
По запискам Седова видно, что он живо интересовался этими цифрами. В дневнике есть указание, что среди русского населения Якутии преобладает ссыльный элемент. По сведениям Седова, в самом Якутске одну тысячу составляли ссыльные из восьми тысяч жителей.
И край, и главный город были тогда тюрьмой без стен. Отсюда не убежишь. До железной дороги — две тысячи верст. По единственной зимней дороге сразу задержат. Летом — полное бездорожье. Суровый и холодный климат, отсутствие средств к жизни (кроме охоты и рыбной ловли) и ужасающе низкий культурный уровень местного населения, — в самом деле, лучшего места для ссылки не найти. И царское правительство широко пользовалось
Седов задержался в городе на пять дней. Запасся провизией, одеждой и упаковал как следует груз. О пребывании в Якутске в дневнике занесены такие строки:
«В квартире, где мы поместились (в Якутске гостиниц не было), царил неописуемый беспорядок: три небольшие комнаты были сплошь завалены ящиками, чемоданами, сундуками, разными одеждами, вонючими шкурами и прочим. Тут же производилась упаковка для долгой предстоящей дороги. Случалось, что пришедшему к нам гостю приходилось пробираться с большой осторожностью среди нашего груза, чтобы не выпачкать свои брюки или, хуже того, не разорвать их о гвозди и торчащие разного рода железки. Но как бы то ни было, а мы жили хотя и в такой обстановке, но дружно и счастливо. В течение дня делали свое, нужное дело для экспедиции, а вечерком успевали даже побывать в общественном собрании, где ставились любительские спектакли, а также в гостях у новых знакомых, которые, кстати сказать, были особенно гостеприимны и сердечны к нам».
За пять дней Седов успел посетить всех нужных людей, разузнал о предстоящем пути. Нашел хорошего проводника. Возки пришлось оставить. Вместо них купил нарты — низкие и легкие сани с широкими полозьями, годные для езды по бездорожью и на оленях и на лошадях.
На географических картах, купленных в Петербурге, значился Верхоянский тракт и продолжение его до Среднеколымска. Седов предполагал, что поедет, как раньше, от станции до станции. Только в Якутске пришлось узнать, что настоящей дороги к северу от Якутска нет даже в зимнее время. В трехстах километрах начинается почти ненаселенная страна. Местным жителям чуждо даже само понятие о дороге — ровной, хорошо укатанной полосе почвы или снега. Якутское слово «суол», которым переводится русское «дорога», в буквальном смысле означает «след». И в самом деле, направление пути здесь указывается только редким следом проезжего. След исчезает, конечно, при первом же снегопаде или метели. Без опытного проводника здесь продвигаться нельзя.
Но Верхоянский тракт все-таки существовал. Существовали станции — низенькие юрты — через каждые пятьдесят-сто верст. Якутяне называют такие одинокие юрты «поварнями».
На ближайших к тракту якутов была наложена повинность жить по очереди в одинокой поварне и держать наготове упряжку оленей или лошадей, на случай проезда чиновника, партии ссыльных, купца или иного человека, имевшего от начальства бумажку — «открытый лист». Пропускная способность такого тракта ничтожна. Если впереди кто-нибудь ехал, приходилось ждать, пока ямщики вернутся, сделав перегон в сто-двести верст. И Седову, еще не выехав из Якутска, пришлось выжидать продвижения участников экспедиции Толмачева, отправившихся раньше.
Больше всего боялся Георгий Яковлевич ранней весны. Она могла задержать экспедицию на целый год.
Случилось хуже, чем он предполагал. Не успели отъехать пятисот верст от Якутска — началась распутица. С отчаянием записывал он в своем дневнике:
«27 апреля на станции Билирской нас захватила распутица. Дорога окончательно испортилась, представляя собою черную землю, по которой оленям не под силу было тащить груженые нарты. Олени часто падали и пропадали. Здесь же догнали мы задние обозы экспедиции Толмачева с капитаном Кожевниковым, который за неимением оленей не мог двигаться дальше. Мы, в свою очередь, этим обстоятельством были поставлены в безвыходное положение».
Но Седов не растерялся. Он бросил почти весь груз, оставив при нем своего помощника Жукова и проводника. Сам налегке, только с необходимыми инструментами и с малым запасом провизии, стал продвигаться вперед. Жукову велел искать оленей или лошадей и двигаться следом.
Верхоянский тракт к этому времени перестал существовать. Якуты-ямщики разошлись по домам, в свои стойбища. Увели и оленей. На станциях Седов находил пустые юрты с темными отверстиями на месте растаявших льдин, заменяющих в этом крае оконные стекла. Георгий Яковлевич двигался, — нет, не двигался, — тащился на одних и тех же оленях, без смены. Олени устали до полной потери сил… Некоторые не могли идти даже на привязи сзади саней. Единственное средство как-нибудь двигаться с такими измученными животными — это остановки на кормежку через каждые десять — пятнадцать верст. Горше всего давались подъемы на перевал. Обессилевшие олени не везли в гору даже порожних саней.
Что делать? Седов придумал для облегчения подъемов собственное средство. Применяя его, удалось одолеть несколько перевалов. На крутых склонах стали устраивать искусственную дорожку из снега, принося его из тайги. Впрягались вместе с оленями в разгруженные нарты, поднимали сани в гору. Затем спускались вниз и вносили на спинах оставленный груз. Так одолели несколько перевалов.
Стараясь избежать столь изнурительных подъемов, предпочитали прокладывать путь по речным долинам или через горные ущелья. Пересекали реки. К счастью, они еще не успели вскрыться.
Наконец, одолев закрытый снегом Верхоянский хребет, караван, вернее остатки его, подошел к первому поселку поблизости Верхоянска. Здесь удалось достать за большие деньги свежих оленей. 3 мая Седов увидел с горы дымки. Они поднимались из разбросанных по долине юрт и низеньких домиков.
Это был Верхоянск.
«Стоит город в истоке реки Яны среди высоких снежных гор… Отличается суровостью климата (полюс холода)…. Жители состоят из якутов, верхоянских казаков и политических ссыльных, которые занимаются скотоводством, охотой и отчасти рыболовством», записано в дневнике Седова об этом городке с населением меньше иной деревушки.
Седов приехал в Верхоянск утром 4 мая. Вечером следующего дня он увидел через открытое окно своей квартиры странное зрелище: караван из лошадей и быков. Во главе каравана вышагивал какой-то оборванец. Это был Жуков. Георгий Яковлевич сначала не поверил своим глазам. Но вот боцманмат делает проводнику знак следовать за собой, приближается и становится во фронт. Рапортует хриплым от усталости голосом:
— Честь имею явиться! Прибыл благополучно. Весь груз в сохранности, — извольте видеть. Пустые нарты пришлось оставить в тайге, никак не мог их вывезти.
Позже Жуков рассказал, как догадался он приспособить под вьюки быков, когда не хватало лошадей, как шел почти без отдыха по тайге и болотам, переправлялся через наледи при помощи жердей.
Вид у Жукова был ужасный. Мокрый с ног до головы, вместо обуви какие-то ошметки, одежда забрызгана грязью. Заросшее густой бородой, закопченное и обветренное лицо ничем не напоминало прежнего франтоватого Жукова. Только флотская фуражка на голове почему-то осталась непомятой и сравнительно чистой. Впрочем, и Седов сутки назад выглядел точно таким же.