Геймер. Тетралогия
Шрифт:
– Где балкон?
– Тико подошел к решетке, и Амакаву показал рукой направление.
– Сейчас не очень видно, свет из окон мешает, но ночью, когда зажжены фонари и факелы...
– Вижу.
– Колени Тико затряслись, по лицу покатились слезы.
– Нас тоже убьют?
Амакаву молчал.
– Я не хочу умирать.
– Тико сжал кулаки.
– Скажи, мы ведь выберемся отсюда?
Амакаву пожал плечами.
– Постой.
– Тико лихорадочно соображал.
– Ты сказал, что убивают каждую ночь и что ты находишься здесь уже две недели.
– Ну да, - подтвердил Амакаву, сделав трагическое лицо. Ему самому казалось, что в этот момент он похож на Хатимана, бога, покровительствующего военным.
– А почему тогда убили всего шесть человек?
– Тико впился глазами в лицо Амакаву.
– Ну, - Амакаву выглядел смущенным.
– Я же сказал, что их было шесть, когда я здесь только появился, а потом приводили и других... А впрочем, не каждую ночь убивают, иногда по несколько дней эти двое не наведываются, иногда только пытают. Вот, парню одному все пальцы отрезали. Как он визжал!..
Мальчики молча вернулись на свои подстилки.
– Знаешь, я бы, наверное, тоже визжал, - наконец честно признался Тико.
– Очень не люблю боли.
Амакаву хотел сначала высказать что-то о сыне и внуке поверженных врагов, но потом решил не подливать масла в огонь.
– Я, наверное, тоже, - признал он.
– Когда тебя будут резать, я закрою уши и сделаю потом вид, будто бы ничего не слышал, - благородно предложил Тико.
– Тогда я тоже.
– Амакаву посмотрел в сторону клетки Тико с уважением.
– Значит, не враги?
– с надеждой в голосе задал мучивший его вопрос мальчик.
– Друзья.
– Амакаву подлетел к решетке и отсалютовал Тико. Растроганный Тико отдал салют Амакаву.
Глава 20
ОБРАТНЫЙ БИЛЕТ
Если доживший до преклонных лет самурай утверждает, что никогда не будет страдать старческим слабоумием - скорее всего, процесс зашел уже слишком далеко.
Нет, не так он представлял свой последний день в Японии, наверное, по уму, следовало попариться в баньке, в последний раз посетить какой-нибудь чайный домик, провести ночь с очаровательной девушкой... Всякий раз, поругавшись с женой, Ал мечтал, как будет возвращаться домой, но обычно повод оказывался недостаточно сильным. Поэтому он забавлялся тем, что представлял, как будет прощаться со своими владениями, отдавать последние распоряжения в порту, налаженная торговля с Англией, дело его жизни, требовала, чтобы Ал назначил себе замену, отдал распоряжения... Он рассчитывал увидеть в последний раз своих друзей, Иэясу, может быть, даже посетить монастырь, в котором нашел свое последнее земное пристанище дед Фудзико и Тахикиро, все еще бодрый и сварливый как тысяча чертей Хиромацу, он мог бы сделать тысячу дел и... вновь никуда не отправиться.
Потому что кто-то непременно косвенно отговорил бы его от столь решительного шага. Как это было в прошлый раз, когда Ал уже совсем было отчаялся сделать что-либо сносное в консервативной Японии, отчаянно мешал наследник Тайку Хидэёри, который, засев в своем осакском замке, планомерно и со вкусом гадил Токугава-сан и его сторонникам. Ну да, ну да, парень родился слишком поздно, и к моменту смерти отца не мог стать компаку, а свято место пусто не бывает, и если бы император не назвал в 1603 году Токугава-сан сегуном, это место занял бы кто-то другой, например, сбежавший в неведомые края комендант осакского замка даймё Исидо.
Не повезло Хидэёри, не повезло. Но только потерянного, как известно, не воротишь, и если верить истории, наследники Токугава-но Иэясу, как нечего делать, будут держать власть в стране еще пару славных веков.
Ал снял с шеи тяжелый амулет со змеей и, перекрестившись, отвинтил невидимую крышечку.
'Вот так все и должно было закончиться, - пронеслось у него в голове, - пришел ни с чем, и уйду ни с чем'.
Он встряхнул амулет, как бутылочку саке, и, запрокинув голову, попытался вылить содержимое себе в глотку. На язык выкатилась одна отвратительного вкуса капля, и эликсир иссяк.
В полном непонимании Ал смотрел некоторое время на пустой амулет, который носил много лет на шее, и крыл его давно позабытыми матюгами.
С другой стороны, ему вдруг сделалось смешно, что он, достигший невероятных для европейца вершин, имеющий все, о чем только может мечтать человек, вдруг окажется в Питере обыкновенным заурядным и не интересным никому бомжом. Как он будет валяться пьяный и никому не нужный за ларьками на Сенной, теша прохожих и себя рассказами о паланкинах, чайных церемониях и гейшах.
Как будет жалеть, что оставил дома добрую, покорную жену и четверых детей. Бросит дело, которому отдал шестнадцать лет жизни. Да, здесь Ал был нужен и необходим, он был первым советником великого Токугава Иэясу, изобретателем и политиком.
Мужчина может считать себя состоявшимся только тогда, когда он полностью обеспечивает жизнь и комфорт своей семье, когда у него есть свое дело, в котором он бог и король, когда у него, несмотря на достаток и устойчивое положение в обществе, есть куда расти.
Ал отодвинул закрывающую дверь занавеску, в коридоре ему поклонились дежурившие самураи. Попросил, чтобы его провели во двор, и, оказавшись там, велел сопровождающему его самураю атаковать.
– Быть может, господин желает, чтобы я принес учебные ме?чи, - попытался отвертеться юноша, который явно слышал о золотоволосом варваре такое, после чего его не тянуло скрестить с ним мечи.
– Ну тащи.
– Ал сделал несколько приседаний, восстанавливая кровообращение. Он чувствовал себя прекрасно. Теперь Гендзико будет пристроена, Амакаву пойдет служить, а Минору и Марико, останутся с ним, как и Фудзико. Все сложилось. Все нормально. Даже если Токугава даст дуба, не казнят же его в самом деле. Ну, отберут замок, дадут взамен что-нибудь другое, или сам купит. Можно будет поселиться у Кима или убраться в Англию, где его примут как национального героя, и он получит титул пэра. Жизнь удалась!