Гезат
Шрифт:
— Спускайтесь, убивать не будем! — крикнул я. — Заберем все ценное и отпустим. Мы не римляне, вы нам не нужны.
— А вы кто? — спросил один из мужчин, скорее, потому, что тяжко было молчать.
— Эдуи, — ответил я.
— Мы с вами никогда не воевали, — сообщил он.
— И мы с вами не собираемся воевать, если по-хорошему отдадите нам все ценное, — сказал я. — Поторопитесь, скоро рассветет, а вам еще надо до леса добежать.
Мужчина обернулся к тем, кто был на противоположном склоне холма.
— Соглашайся, — послышался с той стороны старческий голос.
Адуатуки, перевалив через вал, бросали в кучу свои узлы и сумки, щиты и оружие. Я разрешил оставить по мечу или копью на каждых пять мужчин, которых было всего десятка два. Затем мои воины быстро обыскивали всех, включая детей, отбирая украшения. Процедура заняла минут пятнадцать. Добыча была, конечно, не ахти, но хватит на вино и закуску к нему на несколько дней.
— Ближайший лес вон там, — показал я направление.
Адуатуки быстро пошли в том направлении. Им предстояло прошагать километра полтора, а небо уже начинало сереть. Если попадутся кому-то другому, то станут рабами. Бывает так в жизни, что неволю отделяют от воли всего несколько минут.
В столице ремов Дурокорторуме римская армия задержалась почти на три недели. Сначала ждали известия от Публия Лициния Красса. Если он с одним легионом не решит задачу по покорению племен в северо-западном углу материка Европа, то пойдем на помощь ему, если справится, то отправимся на зимние квартиры. Пока что, как проговорился наш легат Децим Юний Брут, одиннадцатому легиону светит секванский Весонтион. Легионеры рады этому, потому что не надо будет строить новый зимний каструм, восстановят старый, всё меньше работы.
Сюда мы пришли прямо от адуатуков, которые, как племя, перестали существовать. Утром легионеры, не встречая сопротивления, вошли во вражеское укрепление. Всех, кто там остался, продали в рабство на аукционе, к концу которого цена на молодую женщину составляла всего сотню сестерциев, а дети шли по двадцать. Как заявили купцы, они купили пятьдесят три тысячи человек. Мужчин, скажем так, призывного возраста среди рабов почти не было. Они или погибли все во время ночной вылазки, что маловероятно, потому что римляне насчитали всего четыре тысячи вражеских трупов, и цифра явно была завышена для красоты, или сбежали, как те, кого мы обобрали. Вряд ли они соберутся вместе и сумеют выстоять против соседей, которым в свое время наделали много гадостей. Тем более, что покровительство римлян на них, как, допустим, на нервиев, не распространяется, убивай, кто хочет. Скорее всего, прибьются к другим племенам.
В Дурокорторуме нас и нашел гонец из Бибракты. Из-за его приезда римской армии пришлось пробыть здесь намного дольше. Гонец пообщался с декурионом Коном, а последний пришел ко мне и пересказал новости из столицы эдуев. Оказывается, Думнорикс развил бурную деятельность по организации заговора против римлян, последние победы которых не умерили его пыл. Большую часть примкнувших составляли племена, на территории которых римская армия еще не побывала. Наверное, потому и примкнули, что имели смутное представление о ее потенциале. Кон по памяти перечислил мне имена вождей, замешанных в заговоре. У меня память не настолько хороша, чтобы запомнить всех, поэтому записал имена и племенную принадлежность заговорщиков «карандашом» на клочке папируса. И то, и другое купил у купца Кайдена Туллия, который встретил нашу армию в столице ремов с полными арбами вина и оливкового масла. Римляне не могут жить без этих двух жидкостей. Насколько меня поражала феноменальная память кельтов, настолько их — мое умение писать и читать. Когда я для сверки перечитал список, Кон удивленно гмыкнул и подтвердил, что совпадает полностью. При этом он знал, что запомнить так много имен я не смогу даже под страхом смертной казни.
Гай Юлий Цезарь принял меня, лежа в постели, накрытый поверх шерстяного одеяла еще и багряным плащом, подбитым лисьим мехом. Его всегда бледное лицо сегодня имело еще и синюшный оттенок. Рядом с кроватью стоял низкий складной столик с золотой чашей, наполненной наполовину красным вином, и липовым цилиндром, напоминающим чурку для городков, со следами зубов. У командующего армией эпилепсия или, как сейчас говорят, падучая. Во время припадка ему вставляют в рот этот цилиндр из мягкого дерева, чтобы не откусил себе язык и не поломал зубы, а под голову подкладывают подушку. Поэтому с проконсулом всегда рядом раб с тем и другим, который заодно и записывает все умные мысли и распоряжения своего хозяина, и крупный и крепкий легионер, способный удержать бьющегося командира, который выполнял еще и роль телохранителя. Судя по болезненному виду Гая Юлия Цезаря, очередной припадок закончился недавно.
— Чего пришел?! У меня сейчас нет подделок, чтобы ты мог разоблачить их! — стараясь казаться веселым, произнес он, с трудом шевеля языком.
— На этот раз я разоблачил кое-что другое — заговор! — в тон ему произнеся, после чего серьезным тоном сообщил: — Человек в окружении Думнорикса прислал список тех, кого тот завербовал в сообщники. Они знают, что скоро наша армия разойдется по зимним квартирам, и ты уедешь в Рим, собираются перебить легионы по отдельности. Вот список заговорщиков.
Гай Юлий Цезарь быстро пробежал глазами по исписанному клочку папируса. Пару раз его брови взметались вверх. Наверное, попадались знакомые имена.
— Список составил твой человек? — недоверчиво спросил проконсул.
— Имена были переданы устно, а я их записал, потому что забыл бы или перепутал, — ответил я и добавил, поняв, почему он задал вопрос: — Моему человеку можно доверять. У него есть личные причины ненавидеть Думнорикса.
— Неблагодарный негодяй, — произнес Гай Юлий Цезарь без злости, устало, подразумевая, надеюсь, эдуйского вождя.
— Тот, кто победит армию победителя галлов и германцев, станет правителем и тех, и других. Такой соблазн кому хочешь вскружит голову, — поделился я.
— По приезду в Бибракту я отделю эту голову от туловища! — пригрозил проконсул.
— Тогда его место займет другой. Лучше перессорить их, посеять недоверие между ними, чтобы никогда больше не объединились, — подсказал я.
— И ты знаешь, как это сделать? — сразу ожив, задал он вопрос.
— Да, — ответил я. — Вызови сюда сперва Думнорикса. Пусть передадут, что ты тяжело болен, не можешь двигаться дальше, а тебе надо срочно переговорить с ним. Думнорикс обязательно приедет, чтобы посмотреть, как ты умираешь. К тому времени ты почувствуешь себя лучше и щедро наградишь его.
— Наградить этого мерзавца?! За что?! — возмущенно воскликнул Гай Юлий Цезарь, у которого даже порозовели щеки.
— За что угодно. Чем более нелепым будет повод, тем лучше, — сказал я. — На день-два позже пошли гонцов к остальным из этого списка. Они должны прибыть сразу после отъезда Думнорикса и узнать, что его щедро наградили. Ты арестуешь их и скажешь, что попросил своих друзей, не называя их имен, проверить, действительно ли они друзья Рима, как заверяли тебя. И выяснилось, что это далеко не так, что они замышляют напасть на нашу армию. Потом прости их, но отпусти только после того, как дадут заложников. После этого их уже не заманишь ни в какой заговор, а с Думнориксом вообще никто не будет вести серьезные дела.