Гезат
Шрифт:
Соединенный римско-кельтский флот огибает мыс — и перед нами открывается почти вся бухта Киброн. Я предполагал, что у венетов больше судов, чем у нас, но не думал, что настолько — раза в два. Осведомители донесли, что на помощь венетам пришли союзники с острова Британия. Увидев нас, вражеские суда снимаются с якорей. Некоторые уже начали движение в нашу сторону, благо свежий западный ветер способствует этому. Видимо, поняли, что в бухте потеряют ряд своих преимуществ, потому что она мелковата, и с их осадкой там трудно маневрировать. К тому же, поднятые ветром за пределами бухты волны высотой чуть более метра — их помощники.
Децим Юний Брут, налюбовавшись количеством вражеских судов, оборачивается. На его лице нет явных признаков испуга. При всех его достоинствах командующий флотом не труслив. Я показываю ему, чтобы давал команду разделиться на группы. К каждой триреме прикреплены две большие лодки союзников, а к либурне — три. Понаблюдав, как быстро и сравнительно легко мы захватили венетское судно возле эстуария Лигера, кельты приободрились, а когда узнали, за сколько его продали и сколько получил каждый участник операции, загорелись желанием захватить такое же. Что интересно, они поставили условие, что сами решат судьбу приза, если захватят без нашей помощи. Подозреваю, что не будут продавать, оставят себе. Крепкие, надежные, венетские суда подойдут и для каботажных торговцев, и для рыбаков. На трофейном судне я потренировал их, научил обращаться с «кошками», лестницами и «серпами», изготовленными по совету средиземноморских моряков. «Серпы» — это загнутое лезвие на длинном шесте, предназначенное для разрезания такелажа. Своих легионеров я этим приспособлением не нагружал. Оно малоэффективно, да и не особо нужно. Если догнали, подобрались на длину шеста, то зачем портить бегучий такелаж?! Венетские суда медленны и неповоротливы, что с парусами, что без, разница незначительная. К тому же, придется долго резать трос. Зацепить и рвануть на ходу не получится. Для этого надо проходить возле самого борта на высокой скорости и заранее убирать весла, чтобы не поломать их. Я предпочел вооружить критских лучников стрелами с наконечниками-срезнями, похожими на месяц, повернутый вогнутой частью вперед. На близком расстоянии такая стрела запросто перерезает хорошо натянутый трос в два пальца толщиной. Может быть, придется догонять врага, тогда и подпортим ему бегучий такелаж. Кельты стрелами не заморачивались, но «кошки» и лестницы изготовили. Их предупредили, что долю от добычи получит только тот, кто непосредственно участвовал в абордаже, а не постреливал издали. Сейчас у них будет возможность применить эти средства на деле.
Я выбираю самое большое вражеское судно, которое длиной метров двадцать или чуть больше. У него и самый высокий надводный борт. Если получится захватить этот когг, будет хорошим примером всем остальным, подзадорит их. Подхожу к его правому, наветренному борту. Две большие лодки с кельтами-пиктонами, прикрепленные к нам, заходят к левому. Когг идет в полборта к ветру со скоростью узла два, не больше. Неверное, мешает приливное течение, уже слабеющее. Я расположился на баке с луком в руке и пучком стрел с наконечниками-срезнями, которые держит стоящий слева от меня Бойд, вызвавшийся помочь мне. Суессион всячески старается отблагодарить за то, что принял его в турму и зимой поучил обращаться с разным оружием, но не стрельбе из лука, к которому парень интереса не проявлял. Ему бы копьем ширять и спатой махать. Сзади стоят критские лучники. Лишь двое из них сумели натянуть мой лук до уха. Средиземноморским способом это трудно сделать еще и потому, что тетива сильно режет пальцы, не защищенные зекеронами. Я выбираю галс — трос, удерживающий нижний наветренный угол паруса — и с расстояния метров сто стреляю в него. Когг несколько секунд, пока стрела летела ему навстречу, шел ровно, поэтому я попал в цель. Мне даже показалось, что слышал, как хлопнул разрезанный трос. Это вряд ли, потому что волны били нам в левую скулу довольно громко. Правый нижний угол паруса затрепетал на ветру, как простыня на бельевой веревке. Скорость венетского судна сразу стала падать.
— Видели? — обернулся я к критским лучникам.
— Да! — крикнули они дружно.
— Если прикажу, стреляйте так же, а пока займитесь вражескими матросами, чтобы не смогли настроить парус, — распорядился я и пошел на корму, чтобы оттуда руководить абордажем.
Кормчий уже знает, как надо швартоваться к атакуемому судну, поэтому без напоминаний приказывает сушить и убирать весла правого борта. Трирема, теряя ход, приближается у коггу, который практически остановился. Венеты попытались закрепить нижний угол паруса, но лучники разогнали их. Подошли мы аккуратно. Матросы зацепили «кошки», начали подтягиваться. Трос одного якорька попробовал перерезать венет, но получил стрелу в голову. Вроде бы влетела она в одно ухо, а вылетела через другое, но не вся. Венет успел повернуться в сторону лучника и получил вторую стрелу в переносицу, чуть ниже темно-коричневого кожаного шлема, плотно облегающего голову, после чего резко осел, будто подрубили ноги, исчез из вида за фальшбортом. На этот раз использовали пять лестниц, и легионеры держали большие и тяжелые щиты, неудобные для абордажа, над головой. Всех пятерых наверху ждали. Но и критские лучники не зевали. В итоге со счетом пять-два победили мы. Трем уцелевшим легионерам, перевалившим черед фальшборт, заспешили на помощь соратники.
Когда я поднялся на борт когга, бой шел в дальнем углу возле невысокого полуюта. Десятка два венетов короткими пиками и расширяющимися к концу, короткими мечами наподобие фальчиона отбивались и от легионеров, и от пиктонов, которые поднялись на судно с левого борта. Ребята добросовестно отрабатывали будущие призовые, орудуя топорами с длинными топорищами. Я увидел, как одним ударом такого топора развалили на две неравные части венетский круглый деревянный щит с желтой свастикой из восьми лучей (или это уже не свастика?!) на красном поле. Вторым ударом располовинил шлем вместе с черепушкой. Венеты вроде бы запросили пощады, но в горячке боя их не услышали, порешили всех.
Я поднялся на полуют, помахал над головой саблей и прокричал от души:
— Победа!
То же проорали и римляне, и кельты на главной палубе.
Уверен, что нас услышали многие, и соратники, и враги. Не знаю, было ли захваченное нами судно флагманским, но самым большим точно. Раз уж мы так быстро и легко взяли его на абордаж, значит, те, что поменьше, и вовсе легко захватить.
Я приказал отдать якорь — большую и тяжелую каменюку в форме неправильной призмы с дыркой в центре, в которую был продет тонкой частью дубовый шток метровой длины с железным кольцом, в которому крепилась якорь-цепь без контрфорсов, с вытянутыми звеньями, длиной метров двадцать. Глубина в этом месте была всего метров пять, грунт хороший — песок с илом, так что длины цепи хватит с лихвой, чтобы удержать судно. Пусть ждем нас здесь.
— Возвращаемся на трирему и лодку! — приказал я всем, кто был на борту когга. — Нас ждут другие призы! Видите, сколько их много еще?!
Воины поддержали меня радостными криками.
Мы прошли мимо венетского судна, которое атаковала трирема под командованием Децима Юния Брута. На палубе еще шла сеча, но ясно было, кто победит. Командующий флотом стоял на корме триремы, ожидая, когда его порадует приятным докладом.
Я помахал ему рукой и крикнул, завуалировано подсказывая дальнейшие действия:
— Мы захваченное поставили на якорь и отправились за следующим!
Он помахал мне в ответ: понял!
Второй приз был длиной метров семнадцать и, судя по парусу, более широкому вверху, принадлежал британским кельтам. Они продержались чуть дольше, и только потому, что смогли скинуть три из пяти лестниц, потеряв при этом шесть человек, пришлось цепляться по-новой. На этот раз первыми полезли другие воины, в том числе и из моей турмы. Оказывается, у них образовалась очередь за славой. Поскольку меня в очередь не включили, поднялся на борт британского когга в третьей пятерке. На удивление бой был в самом разгаре. Большую часть врагов пиктоны, которые оказались шустрее, оттеснили к баку, а меньшую — римляне к корме. Я успел отсечь одному бритту правую руку с коротким мечом, которым он собирался ранить Дуффа, поднявшего спату в высоком замахе и открывшегося. Третий декурион добил его, рассек туловище от правого плеча до нижних ребер.
— Вовремя ты, командир! — успел он крикнуть надрывно-весело, поблескивая ошалевшими от боя глазами, после чего снес голову другому врагу.
Когда мы плыли к третьему судну, оно ложилось на обратный курс. К тому времени солнце уже присело на горизонт и ветер начал стихать. В придачу прилив сменился на отлив, пока еще слабый. В итоге суда венетов еле ползли на северо-северо-восток, к заливу Морбиан, мелководному, во время отлива в нем образуется множество островков и озер с вонючей водой. Как-то я ночевал на его берегу, и из-за этой вони проснулся с больной головой. На северном берегу этого залива и находится столица венетов Дариоритум. Наверное, восстание начали потому, что надышались гнилого воздуха.
Мы захватывали одно судно за другим, и с каждым следующим сопротивление становилось все слабее. С пятого судна при нашем приближении прокричали, что сдаются, отдали все оружие, а потом и якорь. Шестое судно стало нашим последним трофеем, потому что начало темнеть. Я решил, что на сегодня хватит и нам, и пиктонам. У них количество воинов на двух больших лодках составляет примерно треть экипажа триремы, так что могут рассчитывать на четверть добычи — полтора венетских судна, не считая пленных и трофейного оружия, доспехов и прочего барахла. Уверен, что пиктоны сложат песню об этой победе над грозными когда-то врагами и несколько веков будут исполнять ее на пирах.