Гиперпанк Безза… Книга вторая
Шрифт:
Но пока что этого не случилось, а беглец стоит на пути к такому слому своего я и сознания личности вот такого я, противостояние продолжается. Где Лому, видимо, достало видеть такое самоуправство со стороны беглеца и быть оплёванным в его глазах, – а что уж говорить о том, что себе словесно позволил исторгать из себя этот наглец, беглец, – и он своим лбом упирается в прозрачное стекло крышки капсулы, единственного разграничившего их препятствия, как бы показывая беглецу, что и ему по большому счёт наплевать на то, что тот пытается ему безуспешно доказать, – дальше своих возможностей, а другими словами, крышки всё равно не плюнешь, – и с этого положения обращается к беглецу в перспективе:
– Смотри, не смотри на меня так убийственно, всё равно это бесперспективно, а лучше смотри у меня, гад ползучий. – И вот как понять Лома и что он хотел сейчас
– Привилегированно физически развитая персона, – с подчёркнутой брезгливостью выговаривает это своё осмысление беглеца Лом. И ему, ей богу, как атеисту, невыносимо жестоко осознавать, что ещё есть вот такие типажи в мужском сознании, делающие ставку на свою физическую подробность самовыражения, а не интеллект, этот инструмент сближения существующей реальности, настоящности, как образной объективизации человеческого разума, – запомни себя таким дремуче-отсталым в последний раз, – уже смакующе говорит Лом, явно намекая на некие пикантные обстоятельства отношений с одной общей их знакомой (Золушкой), которые её вскоре будут ждать по причине хотя бы того, что ей ведь нужно будет искать в чьих-то объятиях утешение, когда она будет поставлена перед фактом новой реализации себя и действительности беглеца – отныне и до скончания гарантийной работы своего процессора, самореализующая себя личность, акстисьтрансаспект. Кому надо ещё в себе, в таком разнообразном разобраться, понять и постичь, что это и к чему существует, а уж только потом делать выводы о том, что ему дальше со всем этим нагромождением в себе смыслов делать.
А Лом тем моментом продолжает обрисовывать новую значимость и реальность беглеца. – Ты скоро станешь самой передовой формой прогрессивной реальности – общественно-значимой, гипертрофированно-нейтральной, само собой не персоной, а на этот вопрос надо смотреть шире, а именно, персоналией. Достигшей в своей самосознательности объективного выражения раз в раз и в сути высшей степени аккомодация с этим миром.
И Лому сумелось и удалось заставить мысленно и чуть объективно вздрогнуть беглеца, сперва одёрнувшегося от Лома назад. Где он упёрся затылком об подзатыльник в стоящем положении своей кровати, а в лежащем положении на подголовник, и видимо почувствовал, что припёрт Ломом к стенке. И как это бывает с загнанными в свою беспросветность и тупиковую ситуацию людьми (но только с самыми отчаянными), то его накрыло осознание того, что ему терять больше нечего, и он с дерзкой решимостью и яростью во взгляде, так резко, в один рывок приблизился к разделяющему их с Ломом окну, что теперь Лом в оторопи и испуге (а так-то на рефлексах) отпрял от этого окна, застыв в одном положении на прежнем месте. Здесь Лом вдруг осознал, какую допустил промашку, – его противник обратил его в бегство, хоть и на малое расстояние, но это было так, – и попытался через лицевую насмешку скрыть всё это. Но уже поздно, его противник, беглец, отлично видел стоящий в глазах Лома испуг и страх. А это не только укрепляет дух в беглеце, поставив его морально выше Лома, кто находится не в пример беглецу преимущественной ситуации и положении, а это даёт ему надежду на другой исход этого ставящегося над ним эксперимента.
– Мы ещё посмотрим, кто кого. – Чуть ли не кидается с этим вызовом на Лома беглец. Но Лом уже сумел в себе собраться, и он уже не выглядит таким растерянным. А он с подленькой усмешкой, несущей и подразумевающей в себе некое коварство, не сводя своего взгляда с беглеца, начинает вновь приближаться в его сторону. И вот когда между ними расстояние вновь начинает стремиться к нулевой отметке, он расплывается в смакующей улыбке отторжения, и со словами: «Вот и посмотри, как есть на всё это дело, и главное на то, что ты есть», нажимает на крышке капсулы специальную кнопку и окно капсулы, через которое во вне смотрел беглец, закрывается специальными шорами.
– Здесь зеркало. – Пробубнила себе под нос Валькирия, вглядываясь во внутреннюю поверхность окошка капсулы.
– Что? – не сразу понял Лом, что сейчас сказала Валькирия. А Валькирия, ни на что не отвлекаясь, не сводя своего взгляда с этого окна капсулы, теперь сама своим целенаправленным ходом к капсуле подвигает в сторону Лома. И, забыв о всех своих прежних осторожностях, влезает во внутрь капсулы, заняв там место пилота, и с этого вначале положения начинает всматриваться в светопропускную способность этого напротив себя окна. После чего она начинает менять своё положение по отношению к окошку перед собой, то приближаясь, то отодвигаясь от него. А вот для чего она это делает, то это выясняется из последующего её обращения к Лому. – Здесь что, есть режим зеркала?
И Лому деваться некуда, как только согласно кивнуть.
– Но зачем? – искренне не понимает Валькирия.
– Зачем? – повторяет заданный Валькирией вопрос Лом с видимой задумчивостью, подходя ближе к капсуле.
– Для многого. А главное для того, чтобы объект далеко от себя не ушёл, когда будет транспортирован далеко-далеко от точки прежней дислокации, а затем быстрее себя нашёл по прибытию на новое место своей объективизации. – Дал ответ Лом, задумался и решил, что нужно ещё добавить. – Да и для перехода в транс-портное положение, лучше осуществляется, когда человек через созерцание самого себя погружается в оболочку чистого сознания. – И на этих своих словах, Лом берёт и нажимает на крышке капсулы некий рычаг и к мгновенному выпаданию из реальности через застопорение в себе и взмокшему всеми клетками своего тела оцепенению всех здесь находящихся людей и Валькирии в первую очередь, крышка капсулы выпустив из себя эмульсию пара, обдав ею Валькирию, от неожиданности рефлекторно вдавившуюся в кресло пилота этой капсулы, начала плавно двигаться в её и сторону закрытия. На что все смотрят немигающими взглядами ступора своего сознания и ничего не делают, не имея возможности сдвинуться с места. Так их накрыло невероятностью происходящего.
И только тогда, когда крышка капсулы фиксирующе вдавилась в свои пазлы крышки, люди в онемении вокруг стоящие (это в главную очередь относится к не напарникам Валькирии, Алексу и Климу), одёрнувшись в себе от гипнотического состояния, в которое их ввергло происходящее с капсулой, бросились на эту сволочь Лома, кто решил погубить напоследок их Валькирию, когда понял, как она очень близко подобралась к его разоблачению – это он стоял за всеми творящимися здесь экспериментальными преступлениями, безнравственного и не этического характера.
Но всего этого Валькирия уже увидеть не смогла, капсула была приведена в промежуточное транспортное состояние и спектральные шоры на окне перед ней закрылись и теперь окно собой представляло двустороннее зеркало, где Валькирия находилась под визуальным наблюдением из вне капсулы, а она сама теперь, уперевшись в своё отражение в зеркале, оказалась так вдруг один на один с самой собой.
И видно Валькирия так давно близко с самой собой наедине не находилась, – все эти её подходы к зеркалу во время нанесения на себя боевой окраски, макияжа, имели мало общего с поговорить с самой собой, это больше была необходимость не для себя, – что она прямо-таки замерла в себе, не сводя своего взгляда с этого пронзительного проникновения в себя аналитического взгляда незнакомости и какого-то подразумевающего в себе тайного предположения со стороны не себя.
И Валькирия даже не выдержала этого напора мысли на себя, обратившись вопросом к тому, кто на неё смотрел. – Чего так смотришь, чего не видела?
– Скоро узнаешь. – Отдалённым эхом откуда-то донёсся ответ до Валькирии, и буквально сразу по крышке капсулы начали доносится удары, в сопровождении нервных вопросов отчаяния. – Валькирия! Ты там?! Жива?!
Что вернуло самообладание Валькирии, усмехнувшейся от такого полёта благоразумия своих спасателей. – А где ж я ещё могу быть? – Иронично усмехнулась Валькирия, и вот же чёрт, осела в ногах от испуга, вдруг поняв, что она может быть и не там, как она самонадеянно сейчас думает.
– Тогда где?! – нервно вопросила себя Валькирия, уперевшись взглядом в ту неё, кто это точно знает, как она сейчас думает.
Глава 2
Беготня
– И что тут у нас? – от этого первого вопроса, заданного Валькирией по прибытию на место преступления, как это самое обычное кафе будет определено и обозначено в отчётах, до её промежуточного, результирующего вопроса: «А не кажется ли вам, что мы как-то уж быстро вышли на нашего беглеца?», прошло почти ничего по меркам даже сыскного дела. Впрочем, всё по порядку, чтобы хотя бы самим не частить в спешке, а попытаться обосновать сделанные вот так сперва выводы насчёт быть может скоропалительных решений Валькирии. Кто с такой высокой быстротой раскрывает преступления и подводит к логическому итогу порученные ей дела.