Главный фигурант
Шрифт:
– И правильно сделал, что прокуратуру извещать не стал, – вмешался, понимая смятение опера, Кряжин. Вынув из кармана телефон, он быстро набрал номер. – Это мое дело. Так ты о Федуле спрашивал? Да, он ушел.
И Шустину стало не по себе от этого ледяного спокойствия.
Есть не хотелось, но все время пробавляться «сникерсами» и коробочным соком нельзя. Кряжин уже познал все прелести язвы двенадцатиперстной кишки, честно заработанной на службе во Владимире, и тогда съел столько таблеток, что едва не угробил печень. После излечения печени был посажен врачами на диету и в течение долгих трех месяцев питался вареной рыбой, рисовой кашей на воде и жидким чаем. С тех пор к процессу принятия пищи он относился весьма внимательно и время обеденного перерыва не по целевому назначению не использовал.
Их радушно приняла столовая на Измайловском проспекте и предложила рассольник, шницели и лапшу на гарнир. У самой кассы репортер поставил следователя перед фактом: у него закончились деньги. Начинать расследование по факту растраты личных сбережений репортером следователь не стал. Просто заплатил за его обед.
Кряжин ел медленно, тщательно пережевывая каждый кусочек, Сидельников по привычке смял все в один присест и теперь с презрением наблюдал, как Шустин терзает котлету вилкой и ножом. Сдерживать себя сыщику приходилось изо всех сил, и если бы не осознание факта того, что репортер не ведал, что творил, то в той избушке площадью шесть квадратных метров трупов было бы не два, а три.
В кармане куртки опера запиликал телефон, тот вынул его и с трудом оторвал от журналиста взгляд.
– Да... я... Что? Понял, спасибо.
Сложил трубку, спрятал в карман и снова уставился на Шустина.
– Что там? – тихо поинтересовался советник. Тема только что состоявшегося разговора, если его можно было так назвать, Кряжину была ясна, неизвестен был лишь ответ. – Говори, говори. Здесь все свои.
– Мои звонили, – сказал Сидельников, подразумевая под «своими», вероятно, коллег из МУРа. – В том подъезде дома на Асеева действительно проживают Зимятины, о которых шла речь на пленке диктофона. Это как раз та квартира, куда долбился этот мудак.
– Попг’осил бы!.. – стреляя изо рта лапшой, прошипел Шустин.
Кряжин остановил капитана, указывая ему вилкой на его опустевший стул. Сейчас, когда обстановка располагала, он хотел выслушать историю о событиях, произошедших за тот короткий промежуток времени, что он преследовал Федула. Сознательно пресекая все разговоры на месте, он выждал, дал возможность всем успокоиться и изложить события в точном соответствии с видением каждого. Один из способов из арсенала грамотного следователя познать истину, выслушав всех и отсеяв из информации шелуху этих самых субъективных видений. Кто-то говорил, что истина познается в сравнении. И точное время этих сравнений Кряжин определил не там, в сарае, пропахшем потом, кровью и пороховой гарью, а именно сейчас, в пахнущем пищей помещении, где жизнь текла в точном соответствии жанру. Люди сюда приходят помолчать и поесть.
– Шустин, доставайте свой блокнот с тезисами будущего репортажа, в котором после бойни вы уже успели что-то записать – я заметил, и начинайте излагать, не ориентируясь на форму допроса. Это не допрос, это именно – рассказ.
Отодвинув в сторону опустошенную тарелку, репортер посмотрел на выцветший плакат времен развитого социализма, где большими буквами было написано: «Поел – убери за собой посуду», и вытянул из кармана свою записную книжку. Перелистнув несколько страниц, сориентировавшись в последовательности событий, он снова блокнот убрал и на этот раз вынул сигареты. О сигаретах на стенах заведения ничего сказано не было.
– Меня понес людской поток...
– Хорошо начал, – пыхнул ядом Сидельников. – Его людской поток понес. А за минуту до того, как этот поток его понес, он заявил, что более отвратительных животных, сколько ни живет, не видел!
Кряжин устало звякнул вилкой о тарелку, взывая к корректности.
– И вынес он меня к последним домам, – продолжил, кивком поблагодарив советника, Шустин. – Возможно, люди остановились бы, возможно, они вообще бы не сошли с ума и не впали в панику, если бы не услышали сообщения капитана о том, что они топчут чьи-то кишки и кому-то из них уже отняли конечности...
– Я все понял, – Кряжин бросил вилку на стол и стал рыться в своей бездонной папке. – То, что я затеял, реализовать невозможно. Вы слишком ненавидите друг друга, чтобы мне удалось получить достоверную информацию. А потому сейчас возьмете по листу бумаги, по два, три – сколько вам потребуется, и изложите мне в подробном письменном виде то, что не смогли рассказать нормальным человеческим языком.
Шустин, сграбастав кипу листов, удалился за столик справа от Кряжина, Сидельников – за столик слева, прихватив с собой всего один листок. Кряжин принялся за компот.
Через десять минут из-за стойки раздался зычный голос тетки. Вытерев о передник мощные руки, она шморгнула носом и закричала на весь зал:
– А кто это тут столовую за библиотеку принял?
– Мадам, – склонил голову набок советник, – в библиотеках читают, а не пишут.
– А тебя, мордастый, я вообще не спрашиваю. Нашелся защитничек! Допивай свой компот и дуй отсюда!
Сидельников снял со спинки стула куртку и подсел к следователю. С собой он принес исписанный убористым почерком лист. Вскоре вернулся и Шустин. За то время, что у них было, он успел написать в два раза больше.
«Следователю Генеральной прокуратуры РФ
Кряжину И.Д.
от репортера седьмого канала телевидения
Шустина С.М...
...жители поселка хотели покинуть улицу, метались в разные стороны в поисках выхода, но сделать это они могли лишь одним способом – забегая в чужие жилища. В один из таких домиков занесло и меня. Но занесло не одного. Вместе со мной там оказались неизвестный мне человек и Гейс. Я был удивлен и испуган. Удивлен, что из сотен обезумевших бродяг судьба выбрала одного, втолкнула его в хижину одновременно со мной, и им оказался именно Гейс. Второго счастливчика, что юркнул в дом, я, как уже свидетельствовал, ранее не видел. Испугался же я по той причине, что Гейс мог иметь желание отомстить мне за то, что я после нашего последнего разговора привел в городок сотрудников правоохранительных органов. Понятно, что просто так милиция по местам, подобному этому, не ходит, тем более что рядом с ней шествует тот, кто еще совсем недавно в городке был, водку пил и разговоры слушал. Значит, привел.
Но, к моему удивлению, Гейс не обратил на меня никакого внимания. Как и на мужчину, вбежавшего в домик последним и захлопнувшего после себя дверцу. И, когда я увидел, что Гейс ринулся к кровати и стал что-то искать под матрацем, меня осенило. Пользуясь паникой, Гейс решил нажиться и воспользоваться ситуацией, чтобы похитить что-то ценное у своего товарища по несчастью.
Мужчина за его спиной с округлившимися от изумления глазами наблюдал за происходящим и не двигался. За тонкими стенками жилища продолжалась паника, слышались крики, грохот, и нет ничего удивительного в том, что Гейс не слышал за спиной тяжелого дыхания хозяина домика, в котором он мародерствовал.
Я старался держаться так, чтобы оказаться в стороне и не быть свидетелем происходящего. Мало того, что в хижине находился Гейс, там присутствовал еще и хозяин матраца, который мог запросто принять меня за сообщника Гейса.
И в тот момент, когда Гейс с довольным лицом вытянул из-под настила какой-то сверток, хозяин не выдержал и с бранью бросился на вора. Между ними завязалась драка, в ходе которой они оба успели ударить друг друга по лицу, после чего незнакомый мне бродяга выдернул из-за голенища сапога нож с длинным тонким лезвием и с силой ударил им Гейса в грудь.
Гейс качнулся, упал на спину и стал сипеть горлом.
В это время бродяга увидел меня и с криком «Что, крысы, улучили момент?!» схватил с пола валяющийся тесак. В тот момент, когда я присел на пол и закрыл голову руками, дверь в домик распахнулась и я увидел на пороге капитана Сидельникова. Он держал в руке пистолет и в тот момент, когда хозяин лачуги собирался ударить меня тесаком по голове, выстрелил ему в ногу.
Бродяга упал, грязно выругался, но нашел в себе силы поднять выпавший из руки тесак и попытаться ударить меня им уже лежа. И в этот момент капитан Сидельников выстрелил ему в голову.
Потом мне стало плохо, и более ничего я пояснить не могу.
Кряжин осторожно взял документ пальцами и втиснул в папку меж других бумаг. Бросив взгляд на оппонентов, не обращающих друг на друга никакого внимания, он встряхнул и поднял к очкам лист Сидельникова. От текста на нем отдавало казенщиной, и его содержание явно уступало предыдущему по эмоциональности и слогу. Буквы, как рябь на поверхности озера, прыгали и залезали одна на другую.
Ст. следователю по особо важным делам ГП РФ Кряжину И.Д.
ст. о/у МУРа к-на милиции Сидельникова И.И.
Рапорт
Докладываю, что в 11.15 25.12.04 г. при внеплановой проверке стихийно образованного городка, используемого лицами без определенного места жительства в качестве добровольной резервации, его жителями было спровоцировано нападение на сотрудника Генеральной прокуратуры Кряжина И.Д., оперуполномоченного МУРа Сидельникова И.И. и сопровождавшего их журналиста 7-го канала ТВ Шустина.
В результате стихийно возникшей паники некоторые из живущих в городке попытались совершить вооруженное нападение на указанных мною должностных лиц.
Так, в одном из домиков некто Сальников напал на сотрудника 7-го канала Шустина, и я был вынужден применить оружие на поражение. Сразу после этого я увидел лежащее на полу тело, которое впоследствии было опознано, и личность убитого удостоверена. Убитым оказался некто Гейс. Кто и когда убивал Гейса, я не знаю. Возможно, Сальников, и причиной конфликта стали деньги в сумме пятьсот тридцать рублей купюрами разного достоинства, обнаруженные мною после происшествия на полу хижины.
Шустину после окончания неразберихи было предложено вытряхнуть из головы мозги и умыться.