Главный фигурант
Шрифт:
– Пройдем, поговорим, Захар, – предложил Кряжин, видя, как толпа то расслабляется, то снова напрягается. – Мы же не на митинге. Всего-то нужно – узнать, кто так бессердечно нашего столичного артиста по сто шестьдесят второй обнес. У меня такое подозрение, что предмет у тебя в руках еще недавно красовался на шее артиста Забалуева, когда тот исполнял роль Карабаса-Барабаса.
Гейс дернул веком и убрал руку в карман. Напряжение в толпе достигло максимума.
– Ты же знаешь, что я все прощу, но только не насилие. И народ тоже понять должен: не найду – приползут сюда два бульдозера и начнут ваш микрорайон плющить. Глаз за глаз.
И тут случилось непредвиденное. Молчавший до
– Я никогда в жизни не видел столько отвратительных животных в одном месте! – воскликнул Шустин. – Я был в Африке, но там гиены хотя бы вылизываются!
И произошло то, чего Кряжин опасался более всего. В наступившей тишине, откуда-то из-за спин последних, стоящих в кольце «оцепления», раздался дикий и совершенно нетрезвый крик: «Убью, волки-и!»
Толпа расступилась, и в образовавшемся коридоре трое прибывших увидели очумевшего от перепоя мужчину лет сорока-шестидесяти на вид. Определить более точно было невозможно по ряду причин. Первая: он оброс щетиной, наполовину она была бела, но, судя по перепачканному известкой драному пуховику, причиной такой седины могла стать все та же известь. Вторая: лицо его, сине-красное, почти фиолетово-багровое, было искажено ужасной гримасой гнева. В руках, заведенных над головой, доведший себя до белой горячки явно беспаспортный гражданин держал ржавый туристический топорик. Толпа, соскучившаяся по живому кино, замерла и ждала развязки.
А развязка, которая наступила скоро, на самом деле явилась началом истории, спутавшей Кряжину все карты. Когда до него, стоящего с краю, оставалось не более трех метров от взбесившегося бродяги и он уже видел, как перехватит топор и выбьет из агрессивно настроенного малого сознание, стоящий рядом Сидельников спокойно вытянул руку из кармана и не целясь – кажется, даже не глядя в сторону опасности – нажал на спуск.
Вместе с оглушительным выстрелом затвор выбросил из «глока» блестящую латунную гильзу, а хозяин топора упал на спину, словно ему подсекли ноги.
Раннее утро. Толпа людей количеством около пятидесяти человек. Они все страдают от похмелья, и их жизненные функции, у кого таковые еще существуют, застопорены. На этом фоне настоящему алкоголику никогда не хочется лицезреть страшных картин. Все его мысли – там, далеко, в городе. Он уже знает, где достать денег, чтобы вернуться, выпить, прийти в себя и снова, на какое-то время, расцвести. И вид выброшенной из колена собрата по несчастью пригоршни крови у таких людей не вызывает иных чувств, помимо страха.
А кровь между тем уже хлестала, как из крана, окрашивала белое в красное, и душераздирающий вопль раненого стопорил и без того заклинившиеся мозги. Толпа, еще недавно чувствовавшая превосходство, двинулась назад. Вид раздробленного мосла из-под разорванной штанины и мысленный перенос такой травмы на собственное тело заставил смельчаков осесть и податься назад.
– Суки! – раздалось откуда-то с тылу.
– Бей их! – и тут же, схватившись за ногу, выкрикнувший этот призыв рухнул наземь.
Сидельников вращался вокруг собственной оси, даже не глядя на лица вокруг. Он смотрел на носки их обуви в двух метрах от себя и нажимал на спуск сразу же, едва раздавался призыв к нападению. Он выполнял работу машинально, и на лице его читался не чудовищный надсад, а лишь легкое
Неорганизованная толпа людей – это как стая собак. Стая повинуется инстинктам коллективного управления, перестает мыслить индивидуально, и все внимание ее направлено лишь на тех, кто сильнее. Есть адреналин – значит, его нужно выплеснуть. Но в стае всегда больше тех, кто делать это по собственной инициативе побоится. Стая на девяносто процентов состоит из трусов, ориентированных на подчинение смельчакам. И уже не важно, умны ли эти смельчаки. Главное – чувство толпы. И советнику оставалось только удивляться, как внезапно стали появляться из-за спин враждебных представителей толпы металлические обрезки труб, арматура, топоры и даже небольшие ломики. Предметы взметнулись в воздух, и сейчас трое людей оказались в той ситуации, в какую, наверное, попадали европейские путешественники на неизвестной им земле.
Сидельников, хорошо разбираясь в психологии стаи, самым простым и проверенным способом приступил к дезактивации их агрессии с наглядной демонстрацией последствий для остальных девяноста процентов. И, дабы ответная агрессия выглядела более организованно и внушительно, он поражал активистам одни и те же зоны. Когда на снег повалилось четверо и у всех них были пулевые ранения в нижнюю треть левого бедра, для девяноста процентов стаи стало ясно, что пуля настигает лишь того, кто призывает к насилию, и не было ясно, сколько у этого мента патронов в магазине. Пусть восемь, и четыре из них уже никому из стоящих на ногах не грозят. Но кому, спрашивается, захочется проверять, войдет он в оставшуюся четверку или нет?
Между тем в левой руке кровожадного мента появился запасной магазин, патроны в нем сквозь узкую прорезь хищно блестели, и это дало все основания толпе начать решительное отступление.
– Игорь, держи Гейса! – крикнул, врезаясь в толпу, советник. – Я ищу Мишу!.. Присмотри за Шустиным!
Последнее было уже лишним. Журналист, смытый толпой, кричал о помощи уже откуда-то из центра этого огромного водоворота людской паники...
Более всего в людях я не переношу их хроническое безумие. Само же безумие я разделяю на три категории, так называемых порога, которые следуют один за другим и ненавистны мне в равной степени. К первому порогу эти жалкие твари приблизились, когда вместо того, чтобы продолжать заниматься своими делами, стали вылезать из своих нор и приближаться к нам, как дикари, чтобы рассмотреть. Я не силен в теоретической психологии, но мне кажется, что так себя ведут разумные существа, когда хотят не изучить, а запугать. Заставить противника нервничать. Хотя какие мы им противники? Мы просто шли по территории Москвы, и она в равной степени принадлежит как им, так и нам. Хотя при наличии у нас с Кряжиным и Шустиным паспортов с московской регистрацией мне кажется, что больше нам, чем им.
Однако эти глаза – я веду речь уже о психологии практической – мне доводилось видеть не раз, если не каждый раз. Это глаза безумцев, жаждущих совершить преступление. Их владельцы не могут существовать, не совершая противозаконных поступков. При этом им не важно, причиняют они боль другим или нет. Главное – совершить. И теперь я больше чем уверен, что животное, порезавшее девчонок, выползло именно из этой помойки.
Второй порог сам приблизился к ним. После первого потемнения сознания безумие у таких людей увеличивается уже автоматически, как переключается коробка-автомат на иномарках. Главное – дать самому себе газу, а дальше сиди и крути руль. Кто-то из них произнес слово «мент», и их мозги залила горячая кровь.