Главный фигурант
Шрифт:
– Не стоит, – простодушно успокоил он добрый порыв потерпевшей. – Мы поедем к ним завтра утром.
Женщина пожелала им скорейшего завершения расследования, выразив уверенность в том, что зверь Разбоев будет наказан по заслугам, и прикрыла за ними дверь.
– Он учится в МГУ, – осипшим голосом – он совсем простыл в этом путешествии – напомнил Шустин слова матери. – А найти его там будет очень сложно.
– А его никто в университете искать и не собирается, – сказал с гадкой улыбочкой (надсмехается – понял журналист) Сидельников.
И Шустин понял почему. Через пять минут машина остановилась у дома, названного женщиной.
В квартиру их впустили, хотя и не без раздражения. В то и дело звучащих репликах о грубой работе прокуратуры и нежелании призывать виновных к ответу явно читалось их сегодняшнее участие в митинге вместе с мамой Тани. Между тем Сашей оказался вполне приятный молодой человек в очках, в поведении которого виделось уважение к чуждому труду и сознание необходимости общаться со следственными органами. Он пригласил в свою комнату всех, но вместе с ним туда зашел один лишь Кряжин. Сидельников остался в зале рассказывать одетым в пестрые халаты родителям байки о перипетиях сыскного труда. Среди слушателей присутствовал и Шустин, который за пятнадцать минут разговора Кряжина в комнате Саши уже дважды пытался проскользнуть туда с блокнотом в руке, однако всякий раз его останавливала рука капитана...
– Саша, – покрутив в руках студенческий билет молодого человека и положив обратно на стол, сказал советник, – разговор сейчас пойдет не из приятных. Но ты должен проявить понимание и поглубже спрятать эмоции. Вопрос может вызвать у тебя массу кривотолков, подозрений и возмущений, однако мне нужно знать ответ на него, чтобы наказать существо, поднявшее руку на девушку, которой ты дорожил. Ты дорожил ею?
– Задавайте свой вопрос, – в глазах за стеклами очков не было ни капли неприязни.
– Ты хорошо помнишь вечер, предшествующий смерти Тани?
– Я вспоминаю каждую минуту этого вечера ежедневно.
– Ты занимался с ней любовью перед тем, как вы расстались до следующего дня, который для Тани не наступил?
Молодой человек по имени Саша медленно снял очки и размял пальцами переносицу, прежде чем ответить:
– Да.
– Какая у тебя группа крови? – тихо, чтобы во время паузы в россказнях Сидельникова до родителей не донеслось и звука этого вопроса, спросил Кряжин.
Юноша сначала удивленно, а потом с искрой гнева вскинул на советника блестящий взгляд.
– Первая положительная, резус-фактор положительный. Надеюсь, вы не...
– Нет-нет, – равнодушно, чтобы не пугать парня, поспешил успокоить его Кряжин. – Даже не думай об этом. Вспомни, о чем я тебя просил в начале разговора.
Поднявшись с мягкого стула гарнитура, остальные предметы которого были расставлены в гостиной, он протянул Саше руку:
– Спасибо. И ценю твою порядочность.
– А мне стоит надеяться на вашу?
Не ответив, Кряжин отворил дверь, поблагодарил родителей за понимание и призвал спутников на выход. И на вопрос: «С чем связан этот визит?» – ответил:
– В деле не присутствует информация о том, не говорила ли кому Таня о незнакомых людях, вызывающих у нее подозрения. Маме она не говорила, подругам тоже. А более ни с кем, кроме Саши, она такими подозрениями делиться не могла. Сейчас я окончательно убедился в том, что нападения она не ждала. До свидания.
И Саша, до конца прислонив дверь к косяку своей комнаты, выключил свет за мгновение до того, как его отец защелкнул замок на двери входной.
– Мы что-нибудь поимели с этой поездки? – с сомнением спросил Шустин, едва оказался на заднем сиденье «Волги».
С улыбкой на лице, которую журналист тут же приравнял к капитанской, советник развернулся к спутникам:
– Первое подтверждение моего подозрения в том, что предварительное следствие было проведено недостаточно тщательно.
За окном бушевала ночная метель, а в салоне было тепло и тихо.
– Сперма, обнаруженная в потерпевшей, принадлежит ее бойфренду Саше, который признался мне в том, что незадолго до смерти девочки вступал с ней в половую связь. Это не опровержение предположения о том, что после этого с ней вступил в связь Разбоев. Однако этот факт дает основание задуматься о сексуальном влечении к потерпевшим Разбоева тем, кто уверяет, что он насиловал, а после убивал.
– Если это обстоятельство не исключает идеи о больном сексуальном влечении обвиняемого к девушкам, тогда почему должно заставить задуматься тех, кто увлечен такой идеей? – резонно усомнился Шустин.
– Трогай, Игорь, – попросил Кряжин и снова обернулся к журналисту: – Я кандидат юридических наук, Степан Максимович. И тема моей научной работы была связана с психологической мотивацией поведения асоциально ориентированных преступников, читай – маньяков. Так вот, со всею ответственностью докладываю вам, что указанные лица перед насилием противозачаточными или предохранительными средствами – понимайте, как вам удобно – не пользуются. Им важен именно физический контакт, позволяющий достигать апогея удовлетворения желания. Вы понимаете, к чему я веду?
Понимал ли Сидельников, Шустину было неведомо – на лице крутящего руль капитана не двигался ни один мускул. Сам же он стал понимать лишь после объяснения, однако, поскольку Кряжин – кладезь противоречий и ожидать от него можно всякого, журналист слукавил, ответив «нет».
– Выясненное мною обстоятельство свидетельствует, что Разбоев если и убивал, то не насиловал. Вместе с тем я, изучая тома уголовного дела, нахожу в признаниях Разбоева четкое указание на то, что перед тем, как жертву убить, он подвергал ее сексуальному насилию. Первый раз он совершил его без применения презерватива, остальные нападения осуществил, имея таковые наготове.