Главный фигурант

Денисов Вячеслав Юрьевич

– Карабин, – тут же ответил капитан, и мне пришлось признать, что у него получилось лучше и быстрее, чем я предполагал.

– Между тем во множестве сборников сканвордов автор ответом на вопрос «короткое ружье» считает слово «обрез». Но короткое ружье – это именно короткое ружье, и ничего более, а обрез – это длинное ружье, обрезанное для того, чтобы оно не было длинным. То есть это два разных понятия. И примеров таких множество. Люди привыкают к такому неправильному течению собственных мыслей, и вскоре им на самом деле начинает казаться, что «шайка» – это обязательно банда, а не ведерко с ручками, а «побег» – непременно незаконное оставление места

лишения свободы, а не молодое растение. Определения и их истолкования нам диктует общественно-политическая ситуация в стране, а сканворды составляют малограмотные индивидуумы. Именно по этой причине часто случается, что люди не понимают друг друга, между ними рвется связь, и из-за этой, казалось бы, мелочи, иногда случается непоправимое...

Кажется, советника понесло. Человек он, вне сомнения, грамотный и весьма начитанный. Но я общаюсь с ним уже почти сутки и все это время наблюдаю, что он больше говорит, чем делает. Хотя и красиво говорит, не поспоришь. К чему эта тема о сканвордах и их безграмотных составителях? Я и сам знаю, что карликовый жираф – это «окапи», это слово встречается в каждом втором сканворде, хотя ни разу окапи не видел и вряд ли его видели все те, кто о нем так настойчиво долдонит. Кажется, мы теряем время, и это мне на руку.

Чем дольше Кряжин будет рассказывать ни о чем и чем меньше узнает о последних днях пребывания Разбоева на воле, тем быстрее напишет свое обвинительное заключение и тем скорее выйдет мой репортаж.

– ...Может показаться, – между тем продолжал следователь, – что мой отход от темы Богатырского Моста – это последствия моего словоблудия, заставляющего уходить от канвы повествования. Однако вы ошибаетесь, друзья мои. То, чем я сейчас возмущался в практике составления и редактирования сканвордов и иных задачек, ориентированных не только на имеющиеся знания, но и на запоминание, то бишь на обучение и привыкание, наиболее ярко проявилось тем летним вечером, с упоминания о котором я начал свое повествование.

Я сидел, как уже говорил, за столом и мучился над неразрешимой загадкой. По вертикали сканворда, занимающего последнюю страницу газеты «Главная Новость», в которой вы, Степан Максимович, так рьяно и безадресно критикуете правоохранительные органы, оставалось последнее слово, разгадкой которого я заполнял бы все клетки.

Скажу вам, задача была не из легких. Я знал наверняка, что именно «реминисценция» является «смутным воспоминанием», и ничто другое, однако автор сканворда, как сейчас помню – Носков Пэ Пэ, на сей счет имел собственное мнение. Похоже, что оно было основано на его долгой практике. Выглядело слово следующим образом. – Кряжин произносил имеющиеся буквы, на месте неразгаданных делал паузу: – «П...хм...лье».

– Самое удивительное то, что благодаря этой отгадке, то есть написанием слова «реминисценция» по методу господина Носкова, совпадал сканворд в целом. Вот так из-за одного, безграмотно употребленного выражения или совершенного поступка окружающим становится ясна общая картина. Хотя мало кто задумывается о том, что эта картина нереальна, а порою просто полярна по своему значению истине. Проворачиваясь в сознании многих людей, правда трансформируется до неузнаваемости, и виной тому я считаю совершенно безграмотное отношение к языку и значению слов.

Когда я, так и не решившись вписать предложенный автором вариант отгадки, смял газету и выбросил в урну, на столе моем зазвенел телефон. Мне в служебный кабинет звонил начальник Следственного управления Смагин.

Предположив, что в данный момент в здании на Большой Дмитровке из следователей могу находиться лишь я, он рискнул и выиграл.

– Иван Дмитриевич, – сказал он мне. – В дежурную часть одного из райотделов милиции Восточного округа поступило сообщение. Дежурный по райотделу переадресовал это сообщение в ГУВД Москвы. Тот перенаправил информацию в прокуратуру Восточного округа, а те сообщили нам. И теперь я нашел тебя, чтобы сообщить следующее: в своей квартире номер семь дома двенадцать по улице Богатырский Мост убит какой-то государственный деятель. Я сейчас пытаюсь установить, кто именно, и после свяжусь с родственниками, а тебе придется выехать на место и сделать это прямо сейчас.

Убийство государственного деятеля – не кража головки сыра в универмаге. Немного занервничав, я «зарядил» папку необходимыми бланками протоколов, документами и уже через пять минут сидел в служебной машине, мчащей меня к месту страшного преступления.

На подъезде к названному Смагиным адресу мне вдруг пришло в голову: а что делал государственный деятель на улице под названием Богатырский Мост в одиннадцать часов вечера? У меня тогда совершенно вылетело из головы, что Смагин, передавая мне информацию, сделал ударение на «своей квартире» – я это вспомнил только тогда, когда увидел указанный начальником Следственного управления двенадцатый дом. Если вы, Степан Максимович, или вы, Игорь, видели этот дом, то вас уже никогда не покинет уверенность в том, что жить в нем может кто угодно, но только не государственный деятель.

Серое пятиэтажное здание с облупившимися стенами. Я взошел на лестницу его первого подъезда, как на Голгофу. На втором этаже, где произошло убийство, звучала музыка, и гремела она именно из той квартиры, где должен был валяться в луже крови труп важного для страны человека. Отпевать его было рано, да и сам характер музыки явно не соответствовал происходящим событиям. Я мало сведущ в современных стилях, но мне кажется, это был «джаз-рэп» старой школы в исполнении «Ганг Старр». Под такую музыку обычно не закапывают с плачем, а с хохотом откапывают.

Все это стало вызывать у меня недоумение. Во-первых, водитель мог напутать, а сам я не уточнил вывеску на доме – мы могли просто не туда приехать. Во-вторых, меня опять стали терзать сомнения относительно выбора деятелем места жительства. Между тем я прекрасно понимал, что водитель Дмитрич, водящий транспорт Генпрокуратуры по Москве вот уже двадцать лет, ошибиться не мог, а что касается второго, то не мое это дело – выбирать место жительства для данной категории лиц.

А потому я поднялся и нажал на кнопку звонка. Потом еще раз и еще раз. Я не нервничал и относительно отсутствия реакции за дверью делать выводы не спешил. Если бы у меня дома так звучал Вагнер, то я бы тоже вряд ли узнал о приходе гостей. Однако моя настойчивость принесла плоды, дверь через минуту открылась, меня оглушил старый добрый рэп, и я увидел молодого человека в спортивном костюме.

«Здравствуйте», – приветствовал его я. «Здравствуйте», – ответил мне он. «К вам можно зайти?» – «Ну, заходи», – услышал я в ответ, после чего шагнул в преисподнюю. Музыка затихла, и парень снова вышел из комнаты.

«А где государственный чиновник?» – поинтересовался я, уже боясь выглядеть глупо. «Не знаю», – честно ответил молодой человек, и тогда я представился. На лице рэппера появилась маска озлобления, и он выдавил: «Что, старая перхоть уже и до Генеральной прокуратуры добралась?»