Глаз Охотника
Шрифт:
Приветливо кивнув человеку, Фэрил направилась к конюшне, собираясь проведать Чернохвостика. Войдя, она еще с порога заметила, что Гвилли чистит ее пони, который при этом уплетает овес из кормушки. Напротив него два огромных мула тоже хрустели зерном, а в соседнем стойле стоял серый в яблоках пони и тоже ел овес.
Фэрил взяла с полки другую щетку и подошла к серому пони.
— Твой? — осведомилась она, вопросительно посмотрев на Гвилли, и продела руку в ремешок щетки, обнаружив при этом, что он слишком велик для нее.
Гвилли
— Его зовут Попрыгунчик. Ему шесть лет.
— Чернохвостику пять, — сказала Фэрил и повернулась назад к полке. Дамна хотела было найти подходящую ей по размеру щетку, но все они были огромные.
— У вас есть еще щетка? Найдется такая, чтоб была мне по размеру? Моя осталась дома в седельной сумке.
— Нет, но я уже почти закончил.
Фэрил ничего не оставалось, как только наблюдать за работой Гвилли.
Баккан повернулся к ней другим боком… Фэрил так и ахнула.
Гвилли вздрогнул и поднял на нее глаза. Баккан невольно проследил за взглядом Фэрил, который был прикован к его талии, но ничего необычного не заметил и спросил:
— Что-то не так?
— Но у тебя праща!
— Ну да… И что из этого? — недоуменно спросил Гвилли, снимая оружие с пояса.
— Откуда она у тебя? Ты умеешь из нее стрелять?
— Конечно. До сих пор…
Фэрил нетерпеливо перебила его:
— А серебряные шарики? Они у тебя есть?
— Серебряные?.. — Смутное воспоминание из детства промелькнуло в голове баккана.
— Гвилли, миленький, — затараторила Фэрил, — если бы только у тебя были серебряные шарики… Я бы тогда точно знала!
— Знала что? — Гвилли держался из последних сил. Ему казалось, что он сходит с ума. — При чем здесь моя праща? Что изменилось бы, будь у меня серебряные шарики? Я вообще не думаю, что серебро нужно переводить на снаряды для пращи.
Гвилли прислонился к перегородке между стойлами, чувствуя, что силы его иссякли. Он с искренним удивлением смотрел на Фэрил и никак не мог понять, чего она от него добивается. «Неужели все дамны так странно себя ведут? Эта перескакивает с одной мысли на другую, как кузнечик». Он попытался успокоиться и произнес как можно более членораздельно:
— И потом, зачем мне вообще серебряные снаряды?
— Откуда она у тебя?
Стараясь не выдать раздражения, баккан спросил:
— Что ты имеешь в виду? Серебряные снаряды? Я же сказал: у меня нет…
— Праща, — недослушала его Фэрил. — Откуда у тебя праща?
Гвилли едва сдерживался:
— Если верить Орифу, она принадлежала моему отцу.
Фэрил оживилась:
— Это уже интереснее.
У бедного баккана гудело в голове от этого бессмысленного стрекотания. Он даже не знал, как должен реагировать на слова дамны; но тут его раздумья прервал звон колокольчика, возвестившего приглашение к завтраку.
По дороге из конюшни в дом Фэрил, озадаченно покосившись на Гвилли, произнесла:
— Зря ты так сердито сжимаешь зубы. Давно у тебя эта привычка?
Гвилли устало развел руками и нервно рассмеялся.
За завтраком Нельда выглядела невыспавшейся и чем-то сильно обеспокоенной. Она явно избегала взгляда Орифа, но когда все уже собирались вставать из-за стола, Нельда наконец неуверенно взглянула на мужа и кивнула ему. Ориф вышел из комнаты и вскоре вернулся с небольшой шкатулкой из кедрового дерева. Поставив ее на стол перед Фэрил, он немного помедлил и проговорил:
— Вчера вы спрашивали, мисс Фэрил, не сохранилось ли вещей, которые помогли бы раскрыть тайну происхождения Гвилли. Я тогда как-то не подумал, но потом вспомнил вот что.
И Ориф поведал дамне о том, как много лет назад, оставив раненого Гвилли на попечении жены, он возвратился на место трагедии и нашел там пращу и стальные снаряды. Нынче утром мужчина невольно подслушал разговор дамны с сыном, а вопрос Фэрил о серебряной картечи напомнил ему настойчивые расспросы малыша о «блестящих шариках». Орифа осенило: он наконец понял, что имел в виду ребенок. Понял он и другое: алчные рюкки не могли пройти мимо серебряных снарядов и поэтому на месте убийства их не было.
Фэрил жадно внимала рассказу Орифа. Глаза ее горели лихорадочным огнем, и она еле сдерживалась, чтобы не перебить мужчину. Когда он замолчал, она уже было открыла рот, собираясь засыпать его градом вопросов, но в этот момент щелкнул замок шкатулки, и Ориф протянул ей два дневника:
— Вот что еще я там нашел. Вспомнил о них, когда мы уже легли спать.
Фэрил так и впилась взглядом в пожелтевшие от времени страницы дневников. Наконец, получив подтверждение своих догадок, она оторвалась от записей и, захлебываясь от восторга, воскликнула:
— Вот оно, Гвилли! Дневники первенцев, старый и новый… Новый написан рукой твоего отца… Смотри, тут на обложке ваше генеалогическое древо. Последний в роду — ты, Гвилли Фенн. Твоего отца звали Дарби, деда — Фрэк. А на вершине древа — Томлин, родоначальник семьи… Это же все доказывает, Гвилли!
Она протянула дневник баккану, который явно не знал, что с ним делать: он лишь с любопытством разглядывал его, поворачивая то так, то эдак и хмурясь при этом. Но Фэрил ничего не заметила и, взяв в руки второй дневник, продолжала:
— А вот этот старый — копия с дневника самой Пэталь, которую сделал Малыш Урус. Подумать только, ему уже тысяча лет! Ах, Ориф, если бы вы только прочитали его! Но не подумайте — я вас не виню: вы столько сделали для Гвилли, да и как бы вы смогли разобрать твилл — древний язык варорцев!
Ориф с Нельдой переглянулись, а Гвилли, отложив в сторону бесполезный дневник, объяснил:
— Дело не в языке: мы не умеем читать вообще.
— Не умеете читать?.. — Фэрил даже представить себе такого не могла.