Глаза Сатаны
Шрифт:
Два дня спустя вся эта орава скатилась в долину, заполнила её пестротой и радостью свершённого дела.
– Привет, дед Куамуру! – приветствовал индейца Хуан. – Принимай народ! Шалаши построил? Вижу, вижу! Хорошо! Готовь обед. Зарежь одного барана похуже и замеси тесто. Мы скоро вернёмся с речки.
Индеец в изумлении взирал на внезапную суматоху. Собаки, измученные долгим переходом, легли, высунув языки, всё же не спускали глаз с животных, разбредшихся по долине в поисках еды.
– Два дня хватит для восстановления животных? – спросил Хуан у Лало.
– Да, сеньор, – коротко
Они почти сутки гнали скот одни. Погонщики вернулись назад раньше. Хуан не хотел, чтобы много народа знали его местонахождение. Правда, трудно предположить, что метисы не догадаются об этом сами.
Индеец бодро сгружал грузы с мулов, тут же готовил на костре лепёшки и ясно показывал, что очень рад обществу.
Хуан удивился, как старик так быстро приготовил кусок земли для огорода. И сейчас Лало возил бурдюками воду с речки, поливал землю, куда посеяли семена. Посадили с десяток кустиков бананов, клубней маниоки и зёрна кукурузы.
На следующий день к полудню все увидели на краю долины группу всадников. Один из них махал цветным платком, и Хуан мог готовиться к приёму новых гостей.
Они долго спускались по крутой тропке, ведя животных в поводу. И час прошёл, прежде чем все пятеро оказались на месте.
Хуан не стал прятаться. Он стойко встретил удивлённый измученный взгляд Габриэлы. Её вид ужаснул юношу. Он никак не предполагал, что девушка будет выглядеть так страшно.
Грязное изорванное платье, измазанное потёками пота лицо, осунувшееся, искусанное мошками, поцарапанное, оно было совсем не такое привлекательное, каким он знал прежде. И особенно поразили его босые ноги в ссадинах, царапинах, покрытые пылью и грязью. Девушка с трудом держалась на ногах.
Она с изумлением взглянула на Хуана. Её бледное лицо побледнело ещё сильнее. А Хуан почти безразлично смотрел на неё, совершенно не испытывая того трепета, что раньше, когда она была в блеске своего положения.
И тут же подумал с некоторой долей удивления: «Как богатство ослепляет простого человека! А вот стоит перед тобой замызганная, истерзанная, измученная, и нет больше того ореола святости! Всё исчезло, испарилось, словно ничего и не было в этой девке.»
Эта мысль как-то взбодрила Хуана. Он без смущения продолжал изучать девицу, ожидая её первого шага. И она спросила тихо, испуганно и, как показалось, с надеждой:
– Это вы? Неужели? Уму непостижимо! Дон Хуан?
– Вот так, сеньорита, – чуть ли не смиренно отозвался Хуан. – Вы и не могли даже во сне представить себе, что такое может произойти с вами, повелительницей и вершительницей судеб других людей.
– Что это значит, дон Хуан? Вы можете мне пояснить? Зачем всё это?
– Это не моя задумка, сеньорита. Я лишь согласился помочь одному хорошему человеку и исполняю его волю.
– И для этого вам понадобилось так мучить невинного человека? Мои родители с ума сходят, не зная, что со мной, где я! Ужасно! Как вы дошли до такого?! Господи! Вразуми, направь и помилуй!
– Мне, сеньорита, поручили показать, как ужасно быть рабом. И теперь у вас будет возможность самой почувствовать, на своём изнеженном теле, как мучительно быть рабом.
– Я белая девушка! Кто
Хуан с интересом смотрел на эту измождённую девицу, вспоминал её жестокость и то выражение лица, которое он наблюдал. И теперь эта же девушка молит Господа помочь ей не испытать того, к чему принуждала других сама. И он, подождав, когда она передохнёт, сказал:
– Сеньорита, наверное, забыла, как сама обрекала рабынь на смертные муки.
Страх метнулся в глазах Габриэлы. Она ещё сильнее побледнела, уставилась на Хуана, губы пролепетали с иными интонациями:
– Дон Хуан, что вы собираетесь со мной делать? Вы ведь не станете принуждать меня жить в этих ужасных условиях? И прошу избавить меня от гнусностей этого мулата, – и она кивнула в сторону Алесио.
Хуан не отрывал глаз от лица девушки. Его юного опыта оказалось недостаточно, чтобы разобраться в этой девице. И в душе его что-то дрогнуло.
Он уже хотел успокоить её, как подошёл мулат, шлёпнул Габриэлу по ягодице, проговорив весело:
– Сеньор, куда девать этих донов? Они мне вот где уже сидят, – и он энергичным жестом провёл ладонью по горлу.
Хуан дёрнулся было, потом задумался на миг, и бросил, отвернувшись:
– Так задумано, Ал.
Габриэла бросилась догнать юношу, но мулат схватил её за руку и Хуан услышал, как этот похабник издевается над сеньоритой. Но не обернулся.
– Куамуру, – обратился Хуан к старому индейцу. – Ты тут давно и всё знаешь вокруг. Есть тут укромное место, где можно скрыть наших пленников? Пещера, щель или что похожее?
– Можно найти, сеньор. Шагах в трёхстах есть запутанные щели, где можно отыскать не очень глубокую пещеру.
– Пошли посмотрим. Это не займёт много времени?
Индеец молча кивнул и так же молча махнул рукой и пошёл неторопливой походкой в западном направлении. Тропы никакой не было видно, но можно заметить, что тут люди ходили.
– Ты пользовался этим убежищем, Куамуру?
Индеец кивнул, потом сказал:
– Редко. Когда опасность подходила близко.
Они поднялись футов на сто с лишним, пробрались среди каменных осыпей. Жёсткие заросли кустарника и кактусов заставляли их двигаться осторожно и медленно. Пошли расщелины, громоздящиеся острыми гребнями коричневых скал.
Индеец протиснулся в узкую щель, прошли ещё с десяток шагов, отводя в стороны колючие ветки. Они оказались среди небольшой площадки, покрытой мелкой щебёнкой, полого уходящей дальше, где чернел лаз, куда можно пролезть лишь на четвереньках. Пещерка имела уходящее в черноту тесное пространство. Индеец присел на уступ, перевёл дыхание, указал на чёрную щель.
– Извивается шагов на двести. Иногда и пролезть трудно. Вот, сеньор, – и старик устало повёл рукой вокруг. – Подходит?
Хуан привык к полумраку. Осмотрелся. Ширина пещеры не превышала и пяти футов. Высотой она уходила в темноту и определить её не представлялось возможным. Тени летучих мышей с писком улетели дальше. Здесь было прохладно, немного пахло затхлостью, но в остальном пещера Хуану понравилась.