Глаза Сатаны
Шрифт:
Хуан медленно, опустив голову, поехал назад. Он был уверен, что люди дона Рожерио обязательно проследят путь золота.
Но никого не встретив, Хуан повернул назад и галопом помчался догонять караван. Это оказалось долгим делом – Пабло гнал своего мула и остальных тоже прытко.
Лишь проехав город стороной, Хуан через час увидел то, к чему стремился.
– Молодцы, ребята! – проговорил Хуан, придерживая животное. – Хорошо гоните! Этак мы раньше времени прибудем на место. Можно и передохнуть. Да и проверить хотелось бы эти мешки.
Они
– Вроде бы всё на месте, – молвил Хуан, проверив мешки, запуская руку по локоть в никому не нужный груз, набитый в мешки. – Вы хоть знаете, что везёте? – повернулся он к Сибилио.
– Нам не говорили, сеньор, – ответил Рубио, второй негр-погонщик, довольно молодой, которого Хуан едва узнал. – Однако слишком тяжёлые эти мешки для обычного груза.
– Будете помалкивать – заработаете свободу, – бросил строго Хуан. – И больше не отпущу вас в усадьбу. Будете работать у меня, как вольные, за деньги. Согласны?
Негры со страхом переглянулись, а Сибилио спросил:
– Нас ведь искать станут, сеньор! За беглых посчитают.
– Не беспокойтесь. Теперь вы вроде бы мои рабы. Но это только для властей, а с хозяевами асиенды я уже договорился. Они знают, что вы не вернётесь. Мы далеко уедем и им нас не найти, даже если бы и захотели.
Смеркалось, когда Хуан опять приказал трогаться в путь. Пабло ехал впереди. Он знал все тропы в этих местах и вёл караван уверенно.
Не торопились. Через час перешли ручей и вышли к усадебке Кумбо. Тот уже ждал, сидя у костра и нервно курил трубку.
– Кумбо, быстро дай людям перекусить. Нужно побыстрее завершить задуманное. Нам ещё предстоит работа, если на то будет воля Господня.
Хуан с Кумбо нагрузили мулов мешками, быстро скрылись в темноте, прихватив с собой тусклый фонарь.
– Вначале спрячем золото сеньоры, – распорядился Хуан.
Он споро снял пласт дёрна, разрыл тайник. Прежнее было на месте. Он с усилием снёс тяжёлые мешки, уложил их, и тщательно, не торопясь, присыпал землёй. Уложил дёрн на место, а Кумбо, как и прежде, полил его водой.
– Иди домой, Кумбо. Остальное я сам доделаю, – приказал Хуан, передал повод мула негру, проследил его и тронулся к своему тайнику. Он находился шагах в двухстах среди острых выступов скальной породы, среди которых пучками росли жёсткие травы, тронутые засухой.
Он отдохнул, прислушиваясь, укрыв фонарь в углублении среди камней. Мула он оставил шагах в сорока на каменистой осыпи, слегка наклонной. И теперь таскал тяжести, пыхтя и обливаясь потом. При свете фонаря отсыпал несколько сот монет в приготовленный мешочек из прочной кожи. Остальное вместе с тряпьём, что было в мешках, засыпал в тайник, прикрыв всё это камнями и сухой травой. Потом долго осматривал место с фонарём в руке, поправлял и заметал следы. Наконец осторожно ушёл к мулу, пасшемуся невдалеке.
Кумбо посмотрел на Хуана вопросительно, задавать вопросов не стал, молча поставил
– Люди спят? – тихо спросил Хуан.
– Спят, сеньор, – кивнул негр тоже тихо.
– Ты отвечаешь за сохранность клада, Кумбо, – проговорил жёстко Хуан.
– Как боги решат, сеньор, – смиренно ответил негр.
– Почему боги, Кумбо? Разве ты не веришь в Христа и Деву Марию?
– Верю! Как не верить, сеньор! Но и своим богам не мешает помолиться. Это не помешает и не оскорбит святого Христа. Да и какой это грех, если человек помнит своих богов. Это наша история, сеньор. А её вот грех забывать. Так нас учили ещё в детстве наши колдуны-знахари.
– Ты помнишь своё детство в Африке, Кумбо? – Хуан заинтересованно посмотрел в морщинистое лицо негра. – А почему у тебя лицо такое светлое?
– У каждого племени, народа свои отличия, сеньор. Есть совсем чёрные, а у моего племени цвет светлый. Недалеко жило племя, так те были совсем как Мира, сеньор.
– Что тебя связывает с этой девчонкой, Кумбо? Ты к ней относишься по-родственному. Можешь рассказать?
Негр долго молчал. Хуан уже подумал, что он не ответит.
– Сеньора разрешила вам, сеньор, говорить всё. Так что можно и поведать о своей жизни. Тем более, что сеньора так много сделала для нас.
– Для вас? – удивился Хуан, и любопытство захватило его.
– Да, сеньор, для нас. Я был младшим в семье, а старшим был брат. Его звали Мтурата, но здесь дали другое имя – Фауро. Но для меня он остался Мтурата, сеньор. Он был старше меня лет на пятнадцать, и мы были от разных матерей. Это у нас было обычным делом.
– Вас продали на невольничий корабль? – спросил Хуан.
– Почти всех, сеньор. Больше десяти человек. Но половина умерли в пути. Остальные разошлись по разным хозяевам. Только я со старшим братом оказались вместе. Но он заболел, хозяин выгнал его, а сеньора пожалела его, выходила, и он ещё пожил несколько лот. Это его внучка, сеньор. А я, значит, её дядя. А, может, и дед... Но она об этом не знает.
– Почему? – спросил Хуан, хотя догадывался об этой причине.
– Так пожелала сеньора. – Негр вздохнул, горькие складки резко выделялись при свете костра, и весь он поник, ссутулился, сжался.
Хуану стало жаль негра. А тот после тягостного молчания сказал грустно, как-то потерянно:
– Она последнее, что связывает меня с прошлым, сеньор. Но я редко вижу свою племянницу и это очень грустно.
– Ты что, не можешь посещать её в доме сеньоры?
– Я знаю, что моё посещение не очень нравится сеньоре. И я покоряюсь. Что мне остаётся, сеньор?
– А Томасу ты знал, Кумбо? – Хуану очень хотелось узнать побольше.
– Да, сеньор. Тогда мы часто виделись. Но уже больше десяти лет как её не стало, и лишь Мира светит мне в моей жизни. Спасибо сеньоре. Она всё же не оставляет меня своими заботами.