Глаза Сатаны
Шрифт:
Полил дождь. Он был плотным, тугим и сёк немилосердно. Хуан с Пахо пытались наполнить скорлупки, но это им не удавалось. Пыль и пена постоянно носились в воздухе. Пришлось бросить эту затею. Они просто подставляли лица под ливень, ловили жадными ртами струи живительной влаги и глотали.
Неизвестно, сколько прошло времени, но вдруг шквал унёсся вдаль, дождь быстро перерос в моросящий. И Хуану с Пахо удалось только несколько глотков воды собрать в скорлупы орехов.
Ещё минут десять – и дождь прекратился вовсе. Ветер утих до слабого, лишь волны ещё гуляли по простору моря, напоминая о тех жутких минутах, когда каноэ было на волосок от гибели. Но и сейчас оно едва держалось на плаву, наполненное водой.
– Брось всё, Пахо! Выливаем воду из лодки!
Хуан пригоршнями и скорлупами выплёскивал воду. Постепенно лодка поднималась над водой. Временами волна накрывала пенным гребнем лодку, и приходилось начинать всё сначала.
На Ариаса никто не обращал внимания. Он лежал без движения, слегка покачиваясь в воде. Бледное лицо неподвижно смотрело в небо. Глаза были полузакрыты и неподвижны.
– Сеньор! – Тихо позвал Пахо и указал глазами на Ариаса. – Видно, помер!
Хуан подлез к другу. Осмотрел его, покачал головой.
– Отмучился, бедолага! К этому шло! Эх!..
Живые в молчании стояли на коленях перед трупом. Они то ли молились, то ли представляли, как через два дня сами будут такими недвижными трупами.
– Ладно, Пахо! Что тут поделаешь? Надо похоронить его.
– Похоронить? Где же, сеньор?
– В море, Пахо. Таков обычай. Груза у нас никакого нет. Придётся спихнуть так. Прости нас, Ариас, раб божий! Ничего больше не можем мы для тебя сделать. Помоги, Пахо, а то я обессилил. Стоп, погоди!
Руки Хуана ощутили что-то твёрдое за пазухой грязной рубашки. Он вынул тряпочку с монетами. Там были и два перстня. Хуан их узнал. То были драгоценности из его шкатулки. Хуан многозначительно посмотрел на Пахо. У того глаза округлились, в них читался страх.
Хуан вздохнул. Губы сжал, на щеках появились желваки. Потом он неохотно ощупал всю одежду Ариаса. Больше ничего не было.
Сильно побледневший Хуан молча кивнул Пахо. Они в молчании поднатужились и перевалили тело мулата через борт. Оно с всплеском неторопливо исчезло в зеленоватых водах моря.
Они оглушённые сидели по пояс в колыхающейся воде. Потом так же молча принялись выплёскивать воду из лодки. Работали медленно, словно придавленные грузом.
Когда воды в лодке почти не осталось, Хуан расправил парус на рее, подтянул шкот, посмотрел на солнце, опять палившее с неба. Местами заполненное облаками небо голубело в вышине. Покачал головой, заметив исчезновение рулевого весла.
– Вот, Пахо, и остались мы одни. Дойдём ли мы до земли? Бог только может это знать, но и мы должны что-то для этого делать. Будем для начала питать надежду. Другого нам не остаётся.
Они устроились в тени паруса, молчали, уйдя мыслями в себя. Жажда пока их сильно не мучила, но голод с остервенением набросился на их желудки.
Задремав, убаюканные качкой и монотонным журчанием воды у бортов, они не следили за морем. Было уже безразлично, куда, в каком направлении движется каноэ. И только случайно открыв глаза, Пахо вдруг закричал:
– Сеньор! Судно! Глядите! – вскочив на ослабевшие ноги, указал направление.
Медленно встал и Хуан. В миле от их лодки, обгоняя её, проходил небольшой двухмачтовик с косыми парусами.
Они замахали руками, закричали. Потом, обессиленные, упали на дно лодки, продолжали следить за удаляющимся кораблём. Вдруг Хуан молвил, приподнимаясь на руках:
– Пахо, они ложатся в дрейф! Они нас заметили! Мы спасены!
Они опять вскочили, впившись глазами в паруса, которые медленно поворачивались, обезветриваясь. Судно резко сбавило ход. С борта быстро спустили шлюпку и две пары вёсел дружно ударили по воде.
– Кто такие? – прокричал на испанском человек на носу.
– Потерпевшие, – ответил Хуан так тихо, что его никто, кроме Пахо, не услышал. Волнение душило его. Спазм схватил за горло и не давал говорить.
– Мы потерпевшие! – помог Пахо. – Бежим от индейцев! Спасите нас!
Шлюпка лихо подлетела, борта глухо стукнулись.
– Пить и есть, сеньоры! – прохрипел Хуан.
Им дали по фляге с разбавленным вином. Жидкость с трудом проникла в горло, тотчас смочив внутренности, оживив их. Стало легче. Потом им протянули по банану, а рулевой напомнил назидательно:
– Не торопитесь, ребята. Есть ещё для вас, – он передал через матроса ещё два банана, заметив строго: – Больше нет и нельзя. Потерпите. Эй, – повернулся он к матросам. – Берите на буксир. Потащим к судну. Каноэ хорошее.
Жгучая боль скрутила животы наших бедных моряков. Но это продолжалось 'не очень долго. Вскоре боль прошла, и опять заныл голод. Но фляги ещё хранили остатки благостной влаги. Они жадно выпили всё до капли.
Испанец на румпеле всё допытывался у Хуана об их злоключениях. Тот не очень охотно отвечал, стараясь ничего не говорить конкретно. Придумал крушение их судна, где он был боцманом, вблизи острова Сент-Кристофер. И историю с индейцами и гибелью товарищей.
– Вы куда направляетесь, сеньор? – спросил Хуан.
– Сначала зайдём в Сан-Хуан, потом пойдём на Кубу.
– И вы сможете доставить нас на Пуэрто-Рико, сеньор?
– Это решит капитан. Я всего лишь боцман.
Небольшое судно шло с грузом из Куманы с заходом на мелкие острова Малых Антил, где изредка селились испанские поселенцы.
Капитан, он же и владелец судна, встретил наших горемык довольно приветливо. Представился доном Фортунато Гомесом. Ему было лет под пятьдесят, но выглядел он старше. Всё лицо в морщинах, неизменная трубка в зубах с вонючим табаком. Совершенно лысая голова и шикарные усы чёрные, без единого седого волоска. Он был худ, костляв и не выше Хуана. Оглядел Хуана, спросил сурово: