Глазами, полными любви
Шрифт:
Натка зашла в магазин не просто так – ей поручили купить булку хлеба. Народу в магазине в разгар летнего дня было немного. Выдав девочке покупку и сдачу, несколько белых монеток, продавщица занялась другой покупательницей. Одна из монет, выскользнув из рук Натки, побежала по грязному полу и закатилась за мешок с мукой, стоявший посреди торгового зала. Возле мешков с мукой и крупами громоздилось еще много чего. В углу стояли лопаты, косы, грабли, в другом топорщились сваленные в кучу конские хомуты. Словом, сегодня это торговое учреждение воспринималось бы как лавка древностей.
Пытаясь отыскать противную монетку, девочка присела между громоздкими фанерными ящиками и начала внимательно
Обнаружив, что находится в пустом магазине одна, за запертой дверью, Натка жутко перепугалась. Вместо того чтобы, не теряясь, набить карманы конфетами или, на худой конец, от души нахрумкаться ими, она принялась размазывать слезы по лицу. Плачущая от страха Натка не сомневалась: придет продавщица, увидит ее в магазине и вызовет милиционера, после чего девочку посадят в тюрьму. Она вышла в сени магазина и села в уголке на корточки, тревожно размышляя о своей горькой судьбе.
Вернувшаяся с обеда продавщица, с немалым удивлением обнаружив в помещении постороннюю, стала расспрашивать «грабительницу», как та очутилась в закрытом магазине. Захлебываясь от слез, Натка объяснила суть произошедшего, изо всех сил пытаясь оправдаться. К счастью, женщина все поняла правильно. Как смогла, она утешила девочку и одарила какой-то сластью.
…Все обошлось. Но на испуганной Натке в тот момент точно п о ставили метку. С тех пор всю свою последующую жизнь Наталья Алексеевна только и делала, что оправдывалась – в том, чего д е лала и чего не делала. Из раннего детства «растут ноги» многих наших комплексов. Владимир Набоков говорил: «Балуйте своих д е тей, го с пода, – ведь вы не знаете, что их ждет в будущем»…
* * *
Во времена Наткиного детства атмосфера в обществе, что бы сейчас ни писали, была значительно мягче. Это касалось и школ. Там, где довелось учиться ей, учителя не издевались над детьми, дети не особо третировали педагогов и весьма умеренно травили друг друга. Во всяком случае, не наблюдалось нападений, самоубийств, избиений и прочих ужасов, которыми пестрят нынешние газеты. С нерадивыми школярами учителя, понятно, не церемонились, дураком или тупой коровой могли обозвать «на раз-два», но особых драм из этого никто не делал, о разборках учителей с родителями тоже слышать не приходилось.
А вот идеологической и педагогической дури хватало и тогда. В третьем классе, перед приемом в пионеры, традиционно проходившем двадцать второго апреля, в день рождения Ленина, Марья Никаноровна решила приобщить своих подопечных непосредственно к атмосфере жизни вождя. Недели за две до торжественного события она принесла в класс репродукцию с картины «Ленин в Смольном». На картине был изображен Ильич, писавший что-то в блокнотике на колене. Вождь сидел в глубоком кресле, накрытом белоснежным полотняным чехлом. Перед ним стоял небольшой круглый столик, рядом второе кресло, сзади не то диван, не то какая-то софа.
Произнеся несколько традиционных пафосно-фальшивых слов о герое картины, учительница сказала:
– А сейчас я всем вам дам задание. На уроках труда под руководством нашего Владимира Ивановича (трудовика) мальчики сделают из дерева макеты кресел и дивана ленинского
Что такое ленинская комната, нынешние школяры вообразить не в силах, а в дни Наткиного детства она имелась в каждой школе. У одной стены этой своеобразной советской часовни громоздился гигантских размеров гипсовый бюст вождя мирового пролетариата. С противоположной стороны тот же вождь, только с портрета, пристально всматривался в себя самого, а попутно в «юных помощников партии», забегавших на переменках в комнату. В углу топорщилось знамя школы, в другом углу на тумбочке лежали пионерский горн и барабан. На стенах красовались правила поведения юных ленинцев: «Пионер – всем ребятам пример», «Пионер должен хорошо учиться и уважать старших» и прочие мудрые афоризмы.
Посреди комнаты стояли в ряд несколько обшарпанных конторских столов, окруженных стульями. На столах члены редколлегий рисовали свои стенгазеты, на стульях восседал актив школы во время заседаний совета пионерской дружины. Во внеучебное время учителя иногда втихушку использовали ленинскую комнату для неформальных посиделок за «рюмкой чаю». Такие универсальные функции выполняло помещение, носившее сугубо идеологическое название.
Октябрята из Наткиного класса поглядывали на пионеров с откровенной завистью. Вызывали симпатию красные галстуки, украшавшие скучную школьную форму. Мурашки пробегали по коже, когда под дробь барабанных палочек и звонкий напев горна пионерская дружина выстраивалась на торжественную линейку. Чудесно выглядели девочки, наряженные в белые блузки и темные юбки. Малышам не терпелось приобщиться к нарядному звонкому миру.
И вот он близился, этот волнующий момент. Но на пути встало серьезное препятствие – идиотское задание педагога. Марья Никаноровна недвусмысленно дала понять: не сколотите деревяшки, не сошьете на них чехлы, не видать вам пионерских галстуков. Некоторое время мальчишки под руководством несгибаемого трудовика, являвшегося параллельно завхозом, сторожем, в общем столпом всего школьного хозяйства, что-то усердно пилили-колотили. Затем девочкам вручили некие подобия игрушечных кривобоких креслиц и диванчиков.
Воодушевленные ученицы кинулись домой, к мамам и бабушкам. В самом деле, что могла самостоятельно сшить девятилетняя рукодельница? В Наткиной семье палочкой-выручалочкой предстояло стать, разумеется, бабушке. Баба Нюра неплохо шила, сама раскраивала немудреные вещички вроде кофт, юбок да фартуков. Задание учительницы откровенно поставило ее в тупик. Бабушка непонимающе глазела на открытку с изображением ленинского кабинета, вертела в руках неуклюжие деревяшки, так и эдак пристраивала кусок белой ткани, пытаясь сообразить, как должна выглядеть выкройка. Все ее действия сопровождались выразительным монологом:
– Это ж надо ж таку хворобу придумать! Чехлы! Чого мне делать с тою трапкой, как ее скроить?
Если бабуся не хотела чего-то делать, она принималась мешать русские слова с белорусскими: «Да отчепись ты от мене, пристала, як лист до заду!» Но в данном случае отвертеться не представлялось возможным. Речь шла о приеме внучки в пионеры. Нервничая и горячась, «белошвейка» все-таки сумела что-то скумекать.
За шитье внучка с бабушкой принялись вместе. Иголка то и дело колола руки начинающей рукодельницы. Стежки выходили кривыми и косыми. Бабушка заставляла распарывать, переделывать заново. Общими усилиями дело все-таки довели до конца. Творение отнюдь не являло собой сверкающую вершину швейного мастерства, но работу засчитали. Натку приняли в пионеры, и вожделенный алый галстук занял свое место на шее третьеклассницы.