Глазами, полными любви
Шрифт:
Мужики, как водится, попивали, время от времени гоняли жен, но работу работали. Сеяли хлеб, выращивали скот, зимой копались в мастерских, отлаживая технику. Любимой забавой «алконавтов» являлся мировой аттракцион под названием «Утопи трактор». Редким годом стальных коней не приходилось вытягивать со дна местной речушки, благо глубиной она не отличалась. Поскольку на селе все всех знали, многие приходились друг другу родственниками, в деревне царила спокойная расслабленная атмосфера. Запросто можно было отправиться в магазин или к соседке, не запирая дверь на замок. Хватало наброшенной на пробой щеколды.
Дети также могли гулять одни днем и вечером. Летней порой детвора нередко носилась легкими стайками, играя в «вышибало»,
Все эти побегушки-поскакушки начались позже, когда сестры немного подросли, а семья переселилась в другой дом, построенный специально для главного руководителя. Первое же время обитатели старого купеческого дома обживались в непривычной обстановке, знакомились с людьми. Как только прибыл багаж, семейство с энтузиазмом принялись вить новое гнездо.
Помимо кухни-прихожей в доме имелись небольшая спаленка для детей, большая просторная общая комната, спальня для родителей. Все в новой обители дышало удобством, обстоятельностью, стариной. Непривычным казалось многое: широченные лиственные доски пола, массивные двустворчатые двери, ведущие из комнаты в комнату. Маленькая Валюшка (ей к моменту переселения исполнилось три годика) сразу решила, что в этом доме раньше жила царевна. Никто не стал ее разубеждать. Пухленькая, подвижная, в синеньком ситцевом платьице, сшитом то ли мамой, то ли бабушкой, младшенькая, которую с подачи бабули все домашние стали звать на белорусский манер «доня», горошком каталась по светлым «царевниным» комнатам, умиляя всех своим лепетом.
Некоторое время матушка Алексея Михайловича еще пожила со старшим сыном. Как только все обустроилось, малышку отдали в детский сад, бабуся стала бывать у родных наездами. Близость к железной дороге свела транспортные проблемы на нет. От Курундуса до бабушкиного поселка городского типа, места ее постоянного проживания, было около двух часов езды на электричке – по деревенским понятиям, почти рядом. И старшие и младшие в любой момент могли навещать друг друга. Класса с пятого или шестого родители стали отпускать Натку одну к поселковым родственникам. Чуть позже к ней присоединилась и Маринка.
Пока разбирали вещи, наскоро обустраивали быт, закончились школьные каникулы. Настала пора идти в новую школу. Солидное двухэтажное строение по соседству с яблоневым садом было самым большим зданием в селе. Школьная легенда гласила, будто школу построили на месте старой, сгоревшей когда-то при пожаре. С тех пор всякий раз, отправляясь на уроки, многие школяры таили заветную мечту – не повторится ли такая замечательная история снова?..
Не повторилась. Школа стояла неприступным бастионом, отсвечивая боками темно-серой штукатурки.
Самым роскошным украшением школы являлся сад. Дикие яблони каждую весну цвели пышным цветом, заливая все в округе тонким ароматом. За растительностью давно никто не ухаживал, но пышный зеленый уголок радовал глаз сам по себе. Летом в траве весело желтели одуванчики, осень разливалась великолепием красок по листьям деревьев. Ранней весной, в период бурного таянья снегов в лощинке между яблонями образовывалось самое настоящее озеро. Соорудив из садовых ворот некое подобие плота, вооружившись шестами, наиболее отчаянные пацаны рассекали на нем от одного берега до другого. Несколько раз в таких заплывах участвовала средняя сестрица, которая с раннего детства обладала отнюдь не девичьей лихостью и смелостью. Как говорила о ней Зоя Максимовна, «хоть нос в крови, но наше взяло». Однажды кто-то из учителей обнаружил ее на крыше школы. Чего ради и как она туда забралась, чего там искала, Марина так никому и не смогла объяснить…
Будучи десяти-одиннадцати лет от роду, Маринка вызвалась покрасить крышу дома родителей Зои Максимовны, живших
Активничала Маринка и во всех школьных делах, периодически занимая разного рода пионерские и другие общественные должности. А Натка на новом месте оставалась верной себе – вернее, своей любви к книгам. Стараясь отвертеться от любых поручений, она всегда желала лишь одного: чтобы ее не трогали. Жить в мире, сотворенном великими писателями, ей было куда как интересней, чем в убогой реальности, замешанной на фальшивой идеологической трескотне.
Уж чего-чего, а этого варева в школе хватало через край. Классные собрания, пионерские собрания, общественные поручения, проработка отстающих, «взятие на буксир»… – и хоть бы что-то делалось от души, для результата, а не для галочки! В каких бы классах Натка ни училась, почти все ее одноклассники обладали похожими свойствами: крайней пассивностью, безразличием к любым школьным начинаниям. В этом просматривался прямо-таки какой-то фатализм. Особо активные единицы (такие, как правило, существуют даже в самом затхлом болоте) авторитетом у школяров никогда не пользовались. Их считали выскочками, ябедами, «заучками» и старались держаться от них подальше. Что касалось учебы, моральные качества товарища оценивались по двум параметрам: дает ли списать и бегает ли жаловаться. По этим показателям к Натке никогда претензий не бывало.
* * *
Четвертый класс, куда новенькая пришла уже в конце учебного года, насчитывал четырнадцать человек. В нем учились два мальчика, остальную гвардию составляли девочки. Девять из них звали Галями. Чтобы не путаться, учительница всех называла по фамилии.
Из мальчиков особо выделялся рыженький коренастый пацан Коля Зубко. Ребенок обладал добрым покладистым нравом, но природа, словно в отместку, почему-то начисто обделила его умственными способностями. Коля являл собой феномен просто-таки непроходимой тупости. Любой вопрос из школьного учебника ставил альтернативно одаренное дитя в тупик. Оно только хлопало пушистыми белесыми ресницами, беспомощно ухмыляясь.
С Наткой «чудо в перьях» проучилось недолго, в пятом классе его оставили на второй год. Но след в ее памяти Коля оставил. Пытаясь воздействовать на нерадивого отрока, учительница Дина Александровна поручила хорошо успевающей Натке и еще двум одноклассницам ходить к Коле на дом помогать в приготовлении уроков. Не понаслышке знающая суровые стороны жизни, Зоя Максимовна отнеслась к педагогической затее скептически, говоря:
– Спустят на вас собак, вот и все дела!
Учительница в новом для Натки классе, в отличие от прежней «клуши», отличалась хрупкостью телосложения, изяществом внешнего вида. Несмотря на предпенсионный возраст Дина Александровна следила за собой, под строгие деловые костюмы надевала тонкие нарядные блузки. Ученики относились к ней с симпатией, но у прозорливой Наткиной матушки эта «дама» добрых чувств не вызывала. За внешней благостью она различала фальшь и лицемерие коллеги. Вдобавок по школе ходили упорные сплетни об ее романе с одним из немногих педагогов-мужчин.