Глинтвейн для Снежной королевы
Шрифт:
— Я уже применяю свои способности на практике, — усмехнулась Лера, застыв холодными глазами где-то далеко-далеко.
— Прекрасно! В парфюмерии? У Коломбины, кстати, ужасные парфюмерные пристрастия, от ее туалетной воды даже комары…
— Нет, — перебила Лера. — Для взлома сейфов. Ты всегда любила смачивать духами пальцы. Потом все в доме пахло тобой еще несколько дней. «Дали», кстати, не лучший вариант для женщины шестидесяти шести лет. Твое число…
Выбрав наугад из кучи на полу свитер, Лера натянула его, обнаружила слишком длинные рукава и закатала
— Почему ты так зациклилась на этом мальчике? — спросила Элиза.
— Я его люблю, — не раздумывая, ответила Лера.
— Любовь… Что именно ты испытываешь, когда думаешь об этом ребенке?
— Мне больно за него… и страшно. Еще я боюсь, что чужие люди слишком часто будут хватать его руками, и он станет пахнуть чужим запахом. Я не успела ничему его научить.
— Чему ты могла его научить, ты же была ребенком? — С невидимой Лере улыбкой Элиза положила руку на голову внучке.
— Как не бояться бродячих собак. О чем думать, когда родители долго не приходят, а уже совсем темно. Как научиться не плакать от обид. Как правильно думать о себе и ни от кого не зависеть. Еще много чему… Прошло больше двух лет, приходят новые ощущения, я стала забывать, чему еще хотела его научить год назад, восемь месяцев назад… Вот, к примеру, я смотрела, как солнце топится в океане, и ужасно!.. ужасно жалела, что он этого не видит.
— В океане? — удивилась Элиза. — В каком океане?
— Какая разница! — Лера поднялась. — Ты знала адвоката Попакакиса. Откуда?
— Это имя всплыло в ходе следствия, которое пытался вести Самойлов из отдела розыска пропавших, — Элиза шарила глазами по ковру.
— Ну что ты все врешь? — возмутилась Лера. — Почему людям так нравится врать на пустом месте? Адвокат мертв, его уже нет, зачем врать? Тебе шестьдесят шесть лет, ты можешь в любой момент умереть, а врешь!
— Не приведи господи, что ты такое говоришь! — Элиза дернулась и прижала руки к груди. Обнаружив там край полотенца, она с недоумением осмотрела себя. Выступающие из-под полотенца острые коричневые коленки (последствия бархатного сезона на юге Франции), ступни со светло-розовым лаком на ногтях, цепочку на левой щиколотке.
— Тебе будет очень обидно, что ты потратила последние мгновения своей жизни на ложь, — продолжала возмущаться Лера. — Вот так и появляются привидения! Будешь потом бродить по ночам, пытаясь рассказать мне всю правду!
— Хватит!.. Мне уже нехорошо. — Встав с вытянутыми руками, бабушка дошла до кровати и забралась под одеяло. — Зачем ты пошла к Попакакису?
— Долгая история. Я искала адвоката-грека, который мог в 1995 году помогать приехавшему в Москву другому греку с усыновлением ребенка.
— И что Попакакис? — Элиза приподняла голову.
— Убит, — пожала плечами Лера.
— Ужас какой, — откинулась бабушка на подушку. — Надеюсь… Ты не?…
— Я его не убивала. Теперь твоя очередь.
— Это Попакакис позвонил мне и сказал, что у Антона Капустина есть настоящий отец, который очень хотел бы забрать
— Это все? — выждав минуты две молчания, спросила Лера.
— Почти… Кое-что позже показалось мне странным. Например, грек при встрече так радостно меня благодарил, употреблял такие выражения, как будто это я все затеяла. Он сказал, что мой звонок о сыне перевернул всю его жизнь. А потом я вспомнила, что первым позвонил он.
— Значит, не было письма доброжелателя, о котором ты говорила в квартире Самойлова?
— Не было. — Элиза, натянув одеяло на нос, стойко выдержала взгляд Леры.
— Тебе просто позвонил Корамис и предложил встретиться?
— Нет. Сначала мне позвонил адвокат. Я ему не поверила, решила провести кое-какое расследование.
— Значит, — подвела итог Лера, — Попа не звонил Корамису, он кого-то попросил, чтобы позвонила женщина от твоего имени.
— Не понимаю, — честно созналась Элиза. — Зачем?
— Он не мог вот так запросто позвонить отцу ребенка, которого тот семь лет назад отказался взять в свою семью, и предложить еще раз попробовать его забрать. Но теперь уже не очень законными методами.
— Почему?
— Потому что он — адвокат. И потому, что он совсем не хотел светиться в этом деле. Зачем? Есть очень энергичная, обиженная на зятя бабушка, она все сделает! Даже похищение устроит, не нужно бандитов нанимать.
— Прекрати свои нападки и объясни, с чего ты завелась? Ну, не предупредила я тебя тогда, ну извини. Зато именно для тебя я так красиво все обставила. Олень, Снежная королева… Конец-то счастливый!
Коломбина
После настойчивых просьб внучки Элиза согласилась позвонить Коломбине.
— Вообще-то мы договорились вечером встретиться в баре, — отводила она глаза.
— Это ее пиджак висит в твоем шкафу? — спросила Лера.
— Нет. Это из другого водевиля, с переодеваниями.
Коломбина сказала, что освободится только после полуночи и не уверена, что будет трезвой. Элиза уговорила Леру поехать с ней в бар, где, возможно, нетрезвая Коломбина будет завершать свой трудовой день.
Устроившись за стойкой (свободных мест в небольшом зале не оказалось), Коломбина пристально осмотрела девочку, хмыкнула с плохо скрываемой досадой и спросила у Элизы: «Чья порода?»
— Ну не зятя же! — возмутилась Элиза.
— Зять — это?…
— Это на другую тему. Не отвлекайся.
— Хорошо, — Коломбина взяла руку Леры и рассмотрела ее ладонь. — Ого! Не линии судьбы, а смерч какой-то. Жизнь тебя не слишком утомляет? — спросила она Леру после этого. — Столько событий на отдельно взятую ухоженную ладошку! — не дождавшись ничего, кроме неопределенного пожимания плечами, Коломбина показала на стойку, на которой в этот момент бармен наливал виски в шесть рюмок, выстроенных в ряд.