Глинтвейн для Снежной королевы
Шрифт:
— Я тебе не верю, — пристально вглядываясь в лицо Самойлова, покачала головой Лера.
— Я сам себе не верю, таким все кажется очевидным.
— А когда мы туда поедем? — Леру даже затрясло.
— Девочка, остынь! Сначала в ход пойдет дипломатия. Без разрешения какого-нибудь важного церковника для нас все двери и рты будут закрыты. А в этой области я никудышный дипломат. Буду просить, чтобы начальник страховой компании поднял свои связи. Все это не так просто и быстро делается. Пойдем лучше в кухню, перебинтуем руки Игорю Максимовичу и будем пить чай.
— А
— Не заводись. Не так уж много живого поделочного материала можно вывезти из Москвы. Я думаю, у них по живым аномалиям был один человек, и по анатомическому материалу — тоже один. Я так думаю. Они оба сейчас за решеткой. Не заводись.
— На чем попался тот, который крал живых? — никак не успокаивалась Лера.
— На ней, — Самойлов подвел Леру к стенду. — На девочке с жабрами. Он поселился рядом, пас ее больше года, все обставил с виртуозностью настоящего разведчика, а погорел на случайностях — у девочки оказалось слабое сердце, а вызванная потом спецмашина для перевозки анатомического материала попала в аварию.
— Почему они стали вывозить живых? Разве для скульптур этого доктора не все равно?
Самойлов задумался:
— У Гоши по поводу девочки с жабрами была своя теория. Об аквариуме. Он тебе потом расскажет, если захочешь послушать страшилку на ночь. А что касается твоего брата… Уверен — он был нужен только живым. Знаешь, что мне в Воронеже сказал Змей Горыныч? Что церковники держат у себя мальчика с крыльями — ждут, когда они вырастут, чтобы показывать его потом людям как ангела. Что-то мне подсказывает, что в медицинском центре доктора Хигинса детей с подобными аномалиями тоже бы растили, наблюдая за развитием этих аномалий. Вот и задумайся — прячут божьи люди твоего брата от злых людей или растят себе на пользу? Спешить здесь нельзя.
В кухне, пока Самойлов занимался приготовлением заварки, Гоша, стиснув зубы, пытался невзначай прикоснуться своей коленкой к коленке девочки Леры, пока та отрывала от ран на его руках присохшие бинты.
— Игорь Максимович хотел спросить, не поменяешься ли ты с ним квартирами. Да, Игорь Максимович? — выдала Лера за столом перед чашкой чая.
— У меня однушка в Южном Бутове, вряд ли Прохор Аверьянович согласится обменять такую квартиру в центре… — растерялся Гоша.
— Ему все равно, он на днях улетает в Индию.
— Да? — удивился Гоша.
— На днях?! — чуть не подавился Самойлов.
— Конечно, а что тянуть-то? Дело о фирме, которая вывозит тела и живых людей для скульптурных поделок доктора Хигинса, будет закончено, как только мы заберем из монастыря моего брата.
— Я что-то пропустил? — жалобно посмотрел Гоша на Самойлова. — Вы не будете искать хозяина ХКК?
— Что это такое? — спросила Лера. — Похоже на кашель?
— Хозяйку, — поправил Самойлов. — Хозяйку организации Христианский Красный Крест. Я, собственно, ее вычислил, она есть на моем стенде, все элементарно. А искать… Ее искать не надо, она не прячется. Даст ли Башлыков против нее показания — вот вопрос.
— Так ты согласен? — напирала Лера.
— На что? — очнулся от раздумий о женской ревности Самойлов.
— На обмен с доплатой? Есть у тебя доплата? — повернулась Лера к Гоше.
— Что? Нет, это несерьезно, у меня не наберется больше пары тысяч в долларах.
— Отлично! — обрадовалась Лера. — Как раз хватит на самолет до Калькутты. И даже на рикш до этого твоего… Мачили… и так далее.
— На рикш не хватит, это далеко от Калькутты, — поправил ее Самойлов, внимательно всмотревшись в глаза девочки. Он ничего в них не нашел — никакого намека на малейшее объяснение ее внезапного интереса к квартирному вопросу.
— Насчет этого не волнуйся. Мы тут немного обживемся в твоей квартире и не позже чем через неделю пришлем тебе много денег. Да, Игорь Максимович? — спросила Лера.
Гоша застыл, не решаясь даже глаз поднять на девочку, чтобы не наткнуться на насмешку.
— Да? — Лера повысила голос.
Он поднял глаза. Лера смотрела, выжидательно подняв брови — торопя с ответом.
— Я… — начал было говорить Гоша и вдруг выпрямился и посмотрел ей в лицо открытым радостным взглядом. Он все понял — кладовка! — Конечно! — громким уверенным голосом продолжил Гоша. — Хоть сейчас! — взял руку Леры и пожал ее, торжествуя.
Самойлов совершенно растерялся. Он вынужден был признаться самому себе, что ни черта не понимает в чувствах нынешней молодежи.
Башлыков
На следующий день — это был четверг — предстояла решающая беседа с Башлыковым. Тот появился в комнате для допросов — бодрый, подтянутый, выбритый и с легким запахом хорошего одеколона. По всему этому Самойлов для себя решил, что разговора может не получиться. А Колпаков, наоборот, удовлетворенно кивнул.
— Сдает мужик. В камере права качать начал. Деньги тратит на свой внешний вид. Это в зоне первый признак волнения и попытки побороть отчаяние.
— Вы знаете эту женщину? — протянул Самойлов фотографию.
Башлыков посмотрел на фото. Потом — на Колпакова.
— Я не уголовник, — сказал он. — Пусть меня судят, но только за убийство по неосторожности.
— Мы постараемся сделать так, чтобы эту женщину после уголовного процесса выставили из страны и сделали запретной персоной, — сказал Колпаков.
— У вас есть возможность включить ее в уголовный процесс? — заинтересовался Башлыков.
— Она сама в него попала. Мы воспользуемся этим и проконтролируем результат. Пока она совершенно спокойна — подкупила в периферийном суде всех, кого было нужно. У моего коллеги из страховой компании есть к вам несколько вопросов, — сказал Колпаков.
— Я помню вашего коллегу из страховой компании. И напарника его хорошо запомнил, — Башлыков провел рукой по затылку, поправляя волосы.
— Вы потеряли мальчика два года назад, он убежал. Из повозки с оленем.