Глубокое течение
Шрифт:
Грузовики стояли. Солдаты лежали за ними и из автоматов и ручных пулеметов прочесывали ореховые кусты по левой стороне шоссе.
Визенер оглянулся и увидел, что и с правой стороны, там, где лежал он сам и его солдаты, к самому шоссе подходят такие же густые кусты. Мороз пробежал по его спине.
— Дураки! Дураки! — истерично закричал он и, пригибаясь, побежал к переднему грузовику. — Кто приказал остановиться?
— Остановились задние машины, господин обер-лейтенант.
— По машинам! Вперед! — скомандовал он и вскочил в кабину грузовика.
Машины на бешеной скорости помчались дальше.
Некоторое время Визенер
Но постепенно страх сменился звериной яростью. Визенер застонал от злости и стыда, как от самой жгучей боли. Он попытался вспомнить обстоятельства гибели Редера — и не мог. Слышал ли он выстрел? Кажется, не слышал. Так откуда же прилетела пуля, попавшая на полном ходу машины прямо в висок Редера? Конечно, это не случайная пуля. Таких случайностей даже в сказках не бывает. Эта пуля рукой первоклассного стрелка была направлена в него, Генриха Визенера, коменданта района. И только случайность спасла его от смерти. Простая случайность… Теперь тот лежит мертвый, а он, Генрих Визенер, жив… Жив! А могло быть… Он вздрогнул… Он уже провоевал два года. Прошел Польшу, потом Францию, снова вернулся в Польшу, на второй день войны с Россией перешел русскую границу. Но ни разу еще смерть не была так близко от него. Он никогда еще не видел так близко мести тех, кого он принуждал покоряться немецкой армии, законам «найорднунг». Вот она, эта месть!
Из-за поворота шоссе показался небольшой поселок — домов двадцать.
— Сжечь! Уничтожить! — прохрипел Визенер, увидев поселок.
Шофер остановил машину.
Визенер выскочил из машины и махнул рукой в направлении поселка. Этого жеста было достаточно для вымуштрованных солдат. Минометы засыпали минами мирные хаты. От первых же мин поселок загорелся.
Жители выскочили на улицу и побежали к огородам, стремясь скорей добраться до ельника, который виднелся в каких-нибудь ста метрах за огородами. Но осколки мин, пули автоматов и пулеметов настигали людей и косили их. Только человек двадцать успело добежать до ельника и спрятаться в нем.
Генрих Визенер стоял около машины, наблюдая за действиями солдат, и жадно курил сигарету за сигаретой. Пожар и вид убитых действовали на него успокаивающе. Нервное напряжение прошло. Он приказал прекратить обстрел и сел в машину.
То, что лес кончился и теперь по обе стороны шоссе тянулось Открытое поле, совсем успокоило обер-лейтенанта.
Маевские садились обедать, когда на улице затрещали моторы и возле их двора остановилась машина с немецкими солдатами.
Татьяна, посмотрев в окно, узнала солдат и, побледнев, бросилась к люльке. Она схватила сонного Витю на руки. Ребенок проснулся и заплакал.
— Тише, сынок, тише, мой родной, — испуганно зашептала она, прижимая его к груди и закутывая в одеяло..
Карп Маевский тоже поднялся и подошел к дочери.
— Зачем ты взяла его? — спросил он, а у самого заметно дрожала нижняя губа и руки.
Растерявшаяся Пелагея забегала по комнате, не зная, что делать. Она схватила со стола миску с борщом, вынесла ее на кухню, но сразу же вернулась с миской назад и снова поставила на стол.
Немцы не спешили входить в дом. Карп и Татьяна встали около окна и незаметно наблюдали за ними. Офицер выстроил солдат около машины и что-то говорил им, зло выкрикивая отдельные слова.
— Где тот? — спросил Карп у дочери.
— Его нет, — ответила
— Но это те же самые?
— Те.
Старый Маевский тяжело вздохнул и незаметно перекрестился, хотя раньше никогда этого не делал. Потом пристально посмотрел на дочь. Ребенок перестал плакать, и Татьяна постепенно успокаивалась. Тем временем Генрих Визенер распустил строй и с тремя солдатами направился в хату.
Он задержался на пороге и, быстро оглядев комнату и людей, остановил тяжелый взгляд на Татьяне…
А она смотрела на него в упор, смело и дерзко, будто вызывая на борьбу.
Визенер пренебрежительно улыбнулся и направился к ней. Отец тоже сделал шаг по направлению к ней, намереваясь заслонить собой дочь. Но лейтенант остановился и тихо произнес:
— О-о! Мутер?..
Не меньше минуты рассматривал Визенер Татьяну. Это была первая русская, к которой он не чувствовал ненависти и отвращения; молодая женщина с ребенком на руках понравилась ему.
Маевские, в свою очередь, рассматривали его, но по-разному. Отец и дочь смотрели на него с ненавистью — они даже не пытались скрыть ее. Если бы Визенер был более внимателен, он мог бы прочесть эту ненависть в их глазах. Пелагея уставилась на офицера с интересом и страхом. Этот поединок взглядов длился долго. Наконец Визенер перевел свой взгляд на стол, брезгливо поморщился и махнул рукой.
— Убрать со стола! — приказал переводчик.
Пелагея испуганно всплеснула руками и начала быстро убирать. Но миска с борщом выскользнула из ее рук. Пелагея схватила со стола чистое полотенце и начала вытирать пол.
«Дурная», — подумал Карп и отвернулся.
Солдаты вышли.
Татьяна посмотрела в окно и увидела, как солдаты вытащили из машины труп человека в форме офицера. Она узнала своего обидчика и бросилась к отцу.
— Тата, это он… Его несут.
Отец стиснул ее руку.
— Успокойся… Сядь. Ты не узнала его, не узнала. Поняла? Не узнала, — говорил он скороговоркой, загораживая ее и заставляя сесть на кровать.
Солдаты внесли труп в комнату и положили на стол. Стол был короткий, и ноги Редера, в начищенных до блеска сапогах, свисали чуть ли не до самого пола. Визенер приказал принести второй стол. Солдаты выскочили на кухню, смахнули на пол посуду, внесли стол и поставили под ноги убитому.
Визенер повернулся к Татьяне. Теперь он говорил тихо, почти шепотом, но сухие губы его дрожали и кривились, пальцы нервно теребили ремень портупеи.
— Вы должны подойти и поцеловать знакомого офицера, — перевел переводчик.
Татьяна вздрогнула.
— Покойник был вашим хорошим знакомым… Ну? — Визенер цинично улыбнулся.
С минуту Татьяна смотрела ему в глаза. Потом быстро встала (впоследствии она не могла вспомнить, как это случилось) и направилась к столу, испугав отца. Старый Карп сделал было движение, чтобы удержать ее, но она остановилась и некоторое время рассматривала мертвого. Его левый глаз был широко раскрыт и смотрел, как живой. Рука застыла у виска. Между пальцами запеклась черная кровь, Кровью было испачкано лицо, шея, мундир… Татьяна вдруг почувствовала запах крови, и сразу все поплыло у нее перед глазами: стол с покойником, стены, окна. Она хотела позвать отца, но только открыла рот и повалилась на Визенера. Тот инстинктивно поддержал ее. Подскочил отец, обнял Татьяну и отвел к кровати. Визенер брезгливо поморщился и повернулся к столу. Он долго всматривался в лицо убитого.