Гнёт ее заботы
Шрифт:
«Железно-пролом, - подумал Кроуфорд.
– Eisener-breche» .
Делла Торре отдал Спуто какой-то резкий приказ, на что Спуто пожал плечами, запрятал нож назад и вернулся обратно на корму.
Следующие десять минут все, даже подавленная Джозефина, были заняты, спуская парус, сращивая поврежденный такелаж и вычерпывая воду из трюма. Наконец делла Торре встал у руля и приказал Кроуфорду наполовину поднять гафель [419] , и парус без треска такелажа наполнился воздухом, и нос начал неповоротливо ложиться
419
Гафель (полурей; половинчатый рей) - наклонное рангоутное дерево, поднимаемое по мачте и упирающееся в нее пяткой. Служит для крепления топселей и т.п.
Кроуфорд находился возле отломанного шверца, где он присел мгновение назад, готовый освободить ходовой конец снасти, если напряжение на парус или гафель окажется чрезмерным, и теперь делла Торре оставил Спуто у руля, пересек палубу и прислонился к борту поблизости от Кроуфорда.
– Это она, - сказал он, кивком головы указывая на Джозефину, которая стояла на носу, вглядываясь вперед, - призвала эту тварь. Чтобы убить нас.
Кроуфорд неуверенно рассмеялся.
– Ты знаешь, что это неправда.
– Откуда мне знать? В голосе делла Торре сквозили нотки раздражения, но когда Кроуфорд поднял на него взгляд, он увидел в глазах мужчины лишь испуг и недоумение.
– Это тварь пришла за ней, она тянулась к ней.
– Не для того чтобы ей помочь. Если бы нож Спуто не угодил в цель, я почти уверен, моя… моя жена лишилась бы своего лица.
Делла Торре помотал головой.
– Оно появилось возле нас не случайно– что-то его притянуло. Он оттолкнулся от поручня и вернулся обратно, чтобы переговорить со Спуто.
Этой ночью спал только Спуто; Джозефина отказалась идти вниз, а делла Торре одной рукой управлялся с румпелем, а в другой сжимал пистолет, и глаза его напряженно изучали беспокойное небо над головой и едва различимую впереди реку. Кроуфорд непрестанно мерил лодку шагами, вглядываясь в проплывающие мимо темные ландшафты.
«Наверняка жители какой-нибудь деревеньки слышали выстрелы и крики существа, - думал он, - а также рыбаки и все кто плыл поблизости. Узнают ли об этом Австрийцы? И чем это нам грозит»?
Несколько раз до него доносилось далекое пение, и один раз, когда ветер принес несколько отчетливо различимых нот, он оглянулся на делла Торре, но тот лишь покачал головой.
Раз в небесах раздалось пугающее шипение, высоко в бездонных просторах, через которые плыли облака, и хотя оба мужчины напряженно припали к палубе, выхватив пистолеты и нацелив дула кверху, звук этот больше не повторился, и спустя несколько минут они, не теряя бдительности, все же немного расслабились.
Кроуфорд позволил себе большой глоток брэнди и склонился над ограждением борта. В какой-то момент это молчаливого созерцания он понял, что должно было притягивать это небесное существо, и снова взмолился, чтобы Джозефина носила лишь человеческого ребенка, а не ту дьявольскую двойню, что досталась матери Шелли.
Ламию, вне всяких сомнений, притягивало сердце Шелли, что все еще обернутое в мясницкую бумагу покоилось в одной из сумок Кроуфорда.
Шелли был недопустимым смешением видов, словно птенец, которого трогали люди, несущий теперь на себе их запах; и так же как и мать этого птенца, большинство чистокровных представителей и того
Сердце Шелли все еще воплощало в себе эту отталкивающую смесь, и было поэтому вопиющим преступлением против божественного закона о разделенности двух жизненных форм.
Шелли однажды рассказал ему, как одно из этих воздушных созданий напало на него, когда он прогуливался на лодке по озеру Леман, и как его тогда одолело искушение - так как лодка уже начинала тонуть - воспользоваться этим происшествием как оправданием для самоубийства, которое, как он всегда знал, могло освободить его семью от последствий его существования.
Теперь Кроуфорд думал, что главной причиной, по которой Шелли решил совершить самоубийство, было осознание того, что его отвергают все жизненные формы. Он был словно гадкий утенок одинаково противный и для людей и для ламий. И Кроуфорду было страшно даже подумать, что его ребенка может ожидать такая же участь.
На рассвете Кроуфорд и Джозефина отправились вниз, к двум отдельным лежанкам. Делла Торре остался на палубе с посвежевшим и словоохотливым Спуто.
Кроуфорд проснулся от того, что кто-то тряс его плечо.
– Доброе утро-которое-на-самом-деле-вечер, Inglese [420] , - сказал делла Торре.
– Думаю, настала пора вам покинуть лодку.
Кроуфорд с трудом уселся на лежанке, ударившись головой о близко нависающее дно палубы. Он никак не мог понять, где находится.
– Покинуть лодку, - осторожно переспросил он, стараясь выиграть время.
– Мы всего лишь в миле от Пунта Маестра [421] , где По впадает в Адриатическое море. Лодки австрийских войск перекрыли реку прямо по курсу. Мы плывем медленно, но, тем не менее, если вы надеетесь уйти незамеченными, вам вскоре придется добираться до берега вплавь - обоим, и тебе и твоей женщине. Теперь уже слишком поздно пытаться повернуть к берегу. Вряд ли это не привлечет их внимание. Он пожал плечами, - Сожалею.
420
Inglese - англичанин (итальянский).
421
Пунта Маестра (Punta Maestra).
Внезапно Кроуфорд вспомнил все, что произошло, и возблагодарил судьбу за то, что ему удалось выспаться.
– Ничего, я понимаю, - тихо сказал он, скатываясь с лежанки и тряся плечо Джозефины.
– Джозефина, - сказал он.
– Нам предстоит сегодня немного поплавать.
Спуто и делла Торре помогли им привязать багаж к паре досок.
– Вещи наверняка намокнут, - объяснил Кроуфорду делла Торре, - когда вы будете плыть.
– Это… чертовски удачная мысль, делла Торре, - сказал Кроуфорд, рассеянно говоря по-английски.