Гнёт ее заботы
Шрифт:
Время пришло. Он положил сердце на колени, а затем, с безграничным отвращением, открыл банку. «Если бы только можно было миновать чашу сию», - в жалкой попытке пошутить подумал он - затем глубоко вдохнул и поднес пузырек к губам.
Каким-то образом охватившее его отвращение было столь всепоглощающим, что его даже не стошнило от вкуса чеснока, уксуса и ржавчины. Когда содержимого в банке осталось на пару ложек, он украдкой вылил остатки на дощатый настил и наступил на образовавшуюся лужицу; затем он выбросил опустевшую склянку в море, чувствуя, будто поделился ею с другом. Он вспомнил, что перед тем как Австрийцы захватили власть, Доджи ежегодно принимали участие в древнем обряде, который был призван поженить город с морем. «Помоги мне сегодня», - мысленно попросил он темные волны.
Канал перед глазами растворился, он лежал на спине, на узкой кровати, под низко нависающем деревянным потолком. Глаза жгло, а в горле было сухо.
– Добрый вечер, милорд, - сказал он по-английски. Губы были обветренные и потрескавшиеся.
– Вот и ты, - услышал он хриплый голос.
– Уже пора? Голова повернулась в сторону, и Кроуфорд увидел наполненную водой ванну.
– Нет, еще нет. Сделаешь это, когда я буду сходить на берег. Я загодя подам сигнал, чтобы ты успел в нее залезть.
– Черт бы побрал все эти твои махинации, - проскрежетал Байрон. Он умолк на мгновение, затем с нежностью в голосе сказал, - Боже, она прекраснейший город на земле, - и Кроуфорд понял, что Байрон, пока он разглядывал его комнату в Лериче, смотрел его глазами на Венецию.
Легким усилием воли Кроуфорд вернулся в свое тело. Гондольер озадаченно уставился на него, и Кроуфорд сообразил, что должно быть говорил сам с собой. Байрон стиснул руку Кроуфорда державшую пакет с сердцем Шелли, и Кроуфорд немного расслабил пальцы.
Гондола забрала немного к западу, и ее нос указывал теперь точно на расположившийся на востоке Дворец Дожей. Совсем близко, впереди, широкие каменные ступени ощетинились рядами пришвартованных под прямыми углами гондол, и гондола Кроуфорда уже проплывала между двумя дальними швартовочными столбами.
– Залезай в ванну, - скомандовал он.
Кроуфорд увидел, как пришвартованные гондолы приблизились, а затем оказались по бокам, когда их суденышко было искусно втиснуто между двумя другими, и он напрягся в ожидании предстоящих усилий - но, несмотря на это, издал невольный вскрик, когда внезапно почувствовал охватившую его до пояса холодную воду.
Джозефина подпрыгнула и уставилась на него, и он умудрился успокаивающе махнуть рукой.
– Хвала богу, да, - стуча зубами, произнес он, - все идет, как запланировано. Мы… в ванне.
За его спиной гондольер что-то бормотал по поводу l'Inglese pazzo,безумного англичанина.
В его голове прозвучал голос Байрон.
– Ну и как тебе это нравится, Айкмэн? Я разрешаю тебе некоторое время понаслаждаться этим ощущением.
Затем Кроуфорд очутился в ванне, пока его тело в Венеции без всякого его участия поднялось на ноги. Он виделвсе, что видело его тело в Венеции, но при этом ощущалто, что тело Байрона чувствовало в Лериче.
– Там… кровь, - заставил Кроуфорд произнести свое тело, - на подошве… нашего левого ботинка. Не сотри ее или не угоди в воду, прежде чем сойдешь на берег.
Гондольер ступил на маленький плавучий причал, который выдавался на несколько ярдов в воду, и сверху протянул Джозефине руку, помогая ей выбраться из гондолы, а затем передал ей сумку и трость.
Кроуфорд обнаружил себя отказывающимся от предложенной помощи, а затем запрыгивающим одной ногой на причал и скачущим по глухо вторящим доскам к нижней из каменных ступеней. Одному богу известно, что подумал об этом гондольер.
Очутившись на мостовой, он на мгновенье застыл на одной ноге.
– Так вот значит как это, ощущать здоровую правую ногу, - произнес Байрон голосом Кроуфорда.
– Только не пытайся проделать тоже с левой, - тем же ртом произнес Кроуфорд. Он уже начинал привыкать к воде в ванне и мог говорить, не клацая при этом их ставшими на время общими зубами.
– Пуля, угодившая в меня в Риме, черте что устроила с мускулами бедра.
Байрон опустил левую ступню и прижал ее мокрую подошву к ступени.
Словно шелест спущенной стрелы, затухающий в одних ушах, а затем достигающий других, Кроуфорд почувствовал, как фокус внимания покинул сидящее в ванной тело и переместился в тело стоящее на ступенях.
– Вот ты и здесь, - напряженно сказал Кроуфорд.
– Действуй.
Кроуфорд расслабился в ванной и просто позволил своему телу действовать по своему усмотрению, словно наездник, доверившийся лошади, что знает дорогу.
Байрон неуклюже шагал по идущей вдоль канала мостовой, очевидно из-за своей всегдашней привычки переносить вес на левую ногу, и срывал обертывавшую сердце бумагу.
– Я Байрон, ты понимаешь это?
– спросил он Джозефину, которая неверной походкой шла рядом.
– Хотя и в теле Айкмэна?
Джозефина сосредоточенно нахмурилась, но, в конце концов, кивнула.
– Да, - сказала она.
– Ты собираешься освободить глаз, чтобы он мог перескакивать от одной сестры к другой, а затем ты хочешь поймать его с помощью сердца.
– Замечательно, а теперь, чуть погодя, мне будет нужно, чтобы ты отошла от меня, оставалась в стороне и наблюдала за мной и людьми вокруг меня; я буду сильно занят, и легко могу что-нибудь упустить. Веди себя словно туристка, выбравшаяся за покупками. Какого черта, покупайчто-нибудь - Айкмэн, сколько денег у тебя еще осталось?
– Э-э, около двух сотен лир– Две сотни? Это из двух то тысяч? Кони и карета, полагаю, тоже канули в небытие? – Э-э, да– Дьявол меня разбери! Кроуфорд почувствовал, как Байрон стискивает его кулаки.
– Ну, если нас здесь не убьют, мы поговорим об этом позже. Где они? – В правом кармане нашего пиджака.
Байрон отыскал купюры и протянул их Джозефине.
– Вот, держи. В любом случае, купи какой-нибудь туристический хлам, но только не забывай наблюдать за всеми, кто обращает на меня внимание, особенно за солдатами.
– Уяснила?
– Да, - ответила Джозефина.
– Тебе нужна твоя… трость?
– Нет - этой ночью работы для клинка, похоже, не будет. Но если все же до этого дойдет, она тебе понадобится для самозащиты.
Они миновали мрачный, поддерживаемый колоннами фасад здания, что несколько столетий назад было городской тюрьмой, и достигли начала Соломенного Моста [430] , каменного моста через узкий канал сбоку от Дворца Дожей.
430
Соломенный мост (итал. Ponte della Paglia) - один из мостов Венеции через Дворцовый Канал - Рио ди Палацио. Находится слева от Дворца Дожей. Название моста связано с причалом, к которому пришвартовывались баржи, привозившие солому для тюрем. С этого моста открывается волнующая картина мрачного Дворцового Канала с Мостом Вздохов, соединяющим Дворец Дожей со зданием XVI века Новых Тюрем.