Гнёт ее заботы
Шрифт:
Но окрик Джозефины, призывающий его остановиться, был настолько властным, что он замешкался, а когда она, задыхаясь, добежала до него и сунула ему в руку полную пригоршню лир, он, как ни странно, подчинился. Кроуфорд к этому времени уже стоял раздетый.
– Отвезите нас обратно в Лидо, - выдохнул Кроуфорд, открывая протянутую ему Джозефиной сумку и начиная натягивать сухие брюки. Когда он надел их, он плотно замотал сердце Шелли в рубашку.
Гондольер пожал плечами и приглашающе махнул в сторону лодки, на которой они приплыли. Вслед за Джозефиной Кроуфорд шагнул на борт, неся завязанную узлом рубаху.
Повинуясь
Гондольер развернул лодку, и теперь ее нос был обращен к темноте лагуны, прочь от огней города. Бриз был теперь холоднее, но Кроуфорд даже не потрудился порыться в сумке в поисках рубашки, жакета или ботинок.
– Мы… черт побери… сделали это, - не веря самому себе, выдохнул он.
– Боже правый, мое тело просто развалина!
– беспомощно сказал он затем.
– Хотя, полагаю, я жив, по крайней мере, на какое-то время. А теперь, что по поводу тех восемнадцати сотен лир, которые ты спустил, а также лошадей и кареты?Кроуфорд засмеялся с видимым облегчением.
– Байрон, - ответил он, - я буду натирать твои полы и чесать гривы твоим лошадям лет двадцать, чтобы вернуть тебе долг. Я…
Он остановился, глядя на Джозефину.
Она сидела со скрещенными ногами. На причале на ее туфли налипла грязь, и сейчас она поскребла пальцем по подошве и уставилась на получившийся на кончике пальца комочек грязи.
Затем она положила палец в рот и дочиста его облизала, и начала снова скоблить подошву.
Он знал, что будущие матери часто едят странные вещи - словно их тело само знает, в чем нуждается растущий внутри них малыш.
Внезапно он вспомнил глину, которую увидел вокруг ее рта, когда она впервые четыре дня назад появилась перед ним в Каза Магни - а также нехарактерные боли, которые доставляла ей ее трехмесячная беременность.
Несколько секунд он пытался придумать какое-нибудь объяснение всему этому, кроме единственного ему известного, и, в конце концов, отверг их все.
Очевидно, она носила больше, чем просто человеческого ребенка.
Он вдруг осознал, что она смотрит на него, и попытался вновь напустить на себя довольную улыбку, что играла на его лице несколько мгновений назад.
Но это ее не одурачило.
– Что-то не так?
– спросила она.
Байрон повторил вслух мысль, что только что промелькнула в голове Кроуфорда.
– Это близнецы,– услышал Кроуфорд свой собственный голос.
Гондола целую минуту перекатывалась на темных волнах, пока Джозефина молча смотрела в запятнанный кровью настил. Наконец, она подняла на него выплакавшие уже все слезы глаза.
– Думаю, я всегда это знала.
Кроуфорд потянулся и взял ее за руку. В другой руке он сжимал скрывавшую сердце Шелли рубаху, и он взвесил его на руке.
– Шелли прожил хорошую жизнь, - сказал он, выталкивая слова наружу, словно это были камни, которые он запихивал через дверной проем в дом, - в конечном счете.
Теперь она всхлипнула, но все так же без слез.
– Чего же тогда мы сегодня достигли?
– Мы… освободили тебя, мать этого
– В отличие от жизни чистопородного… камня. Мы спасли Байрона, его детей и Терезу. Так что… оно того стоило. В горле стоял ком, и он отвернулся, чтобы она не увидела стоящие в его глазах слезы.
Некоторое время они сидели в молчании.
– И теперь нам всем, - сказала она, наконец, безжизненным голосом, - предстоит бежать за океаны, или постоянно жить в страхе, что они могут снова найти нас, и что, в конечном счете, какой-нибудь ночью мы будем настолько сломлены, что пригласим их обратно. А наш ребенок родитсяв их… их рабстве. Это я, Япригласила их войти и забрать его или ее.
Она откинулась на сиденье и уставилась на мерцающие над головой звезды.
– Думаю если сложить все это вместе - это победа - так или иначе - по крайней мере, для большинства из нас, - прошептала она.
– Но Боже, - если бы был хоть какой-то способ освободитьлюдей, перерезатьнить связавшую род человеческий и этих каменных созданий.
Кроуфорд волочил пальцы изувеченной руки по воде и наблюдал размытые очертания куполов церквей, молчаливо проплывающие по левому борту, и думал о связи между их видами. И снова мысленно проговаривал свои разговоры с Шелли, Байроном и Вийоном.
Наконец он глубоко вдохнул и сказал: - думаю, такой способ есть. Он повернулся к гондольеру и сказал: - Отвезите нас, пожалуйста, обратно на Пьяцца.
– Нет!– вскричал он мгновение спустя, безошибочно узнаваемыми интонациями Байрона.
– Нет, плыви в Лидо. Айкмэн, послушай меня - как только австрийцы поймут, что глаз исчез, они просто отрубят на Пьяцца чью-нибудь голову, и кровь будет работать вместо глаза. Если Джозефина будет там, она снова будет для них видима, снова вернется в их сети.
Кроуфорд вернул власть над своей речью.
– Я не собираюсь брать с собой Джозефину. Она останется в гондоле, и она будет невидима для своего вампира, даже если они уже проделали этот кровавый трюк. А Яи так не был в их сетях, до того как мы поймали глаз, так что для меня это не опасно. Он повернулся к гондольеру и сказал: - Отвезите нас обратно на Пьяцца, пожалуйста.
Джозефина перегнулась через планшир и зачерпнула немного воды своей искореженной рукой. Затем подалась вперед и брызнула ею на лоб Кроуфорда.
Мгновение Кроуфорд моргал в раздраженном замешательстве, а затем улыбнулся.
– Как-то в Риме я сказал, что однажды мне это может понадобиться, верно? Спасибо что запомнила.
Он окунул руку в воду и тоже коснулся ее лба намокшей рукой.
Крещеные таким образом, они повернулись назад, встревожено вглядываясь в приближающуюся Пьяцца Сан Марко.
ГЛАВА 26
Nothing is sure but that which is uncertain,