Гнёт ее заботы
Шрифт:
Он опустился возле нее и несколько секунд просто смотрел на ее худое, напряженное лицо. Когда он засыпал, она все еще бодрствовала, уставившись в потолок и сгибая связанные запястья и лодыжки, так что для него было загадкой, когда же она, наконец, позволила себе заснуть.
Он нежно потряс ее плечо, и ее глаза тут же распахнулись.
– Это я, Майкл, - сказал он, пытаясь заставить голос звучать обнадеживающе, хотя понимал, что был последним, кого она хотела сейчас видеть.
– Присядь, чтобы я мог дать тебе воды.
Она вздернула себя вверх и покорно глотнула из бокала, который он поднес к ее губам. Сделав несколько глотков, она покачала головой, и он убрал бокал.
– Можешь меня развязать, - хрипло сказала она.
– Я не буду пытаться убежать.
– Или убить себя?
Она отвела взгляд.
– Или убить себя.
– Я не могу, - устало ответил Кроуфорд.
– Я бы не сделал этого, даже если бы это касалось только тебя. Я люблю тебя, и не хочу способствовать твоей смерти. Но в любом случае, это касается не толькотебя. Есть еще ребенок.
– Его ребенок, - сказала она. В ее голосе сквозило безразличие.
– Думаю, он действительно его. Они могут иметь детей от нас, ты знаешь.
Кроуфорд подумал о сестре-близняшке Шелли, которая вросла в его тело, когда он был еще в лоне матери, и в результате их затянувшегося соприкосновения заразила его и сделала его не вполне человеком. Изможденное лицо Джозефины напомнило ему лицо Христа, которое явилось ему во вчерашнем наваждении, и он взмолился, чтобы человеческий зародыш был единственным, кого вынашивает Джозефина.
– Нет, это человеческий ребенок, - сказал он.
– Вспомни, я доктор, который на этом специализируется. Ты уже была беременна, когда впервые…. когда ты первый раз трахаласьс Полидори. Он отвернулся, чтобы она не увидела ярость, сверкнувшую в его взгляде.
– Даже если Полидори удалось тоже тебя оплодотворить - они могут это сделать, их нечеловеческий плод вырастает вместе, или даже внутри человеческого, который уже там был - наш ребенок все еще там, и будет, по меньшей мере, настолько же человеком, насколько им был Шелли.
Она закрыла глаза - с неожиданным состраданием он увидел, как глубоко изборождены морщинками ее веки - и по ее щекам покатились слезы.
– Ох, - несчастно вздохнула она.
Где-то минуту ни один из них не решался прервать молчание. Из-за перегородки стойла высунулась лошадиная голова и изучающее посмотрела на них, затем фыркнула и снова скрылась из вида.
Джозефина вздохнула.
– Выходит, это даже могут быть… близнецы.
– Верно.
Джозефина поежилась, и Кроуфорд напомнил себе, что она сама была одной из близняшек, и что ее мать умерла от кровотечения через несколько минут, после того как ее родила.
Хозяин конюшни вернулся обратно, и все еще не глядя на Кроуфорда и Джозефину, отворило другое стойло. Кроуфорд напрягся, готовый прыгнуть на Джозефину и зажать ей рот - но когда стало ясно, что она не собирается звать на помощь, он испытал благодарность за то, что их разговор прервали; ему нужно было время подумать. «Стоит ли, - раздумывал он, пока хозяин вел наружу вторую лошадь, - напомнить ей о смерти ее матери? Это обстоятельство, с подачи ее сестры Джулии, по сути, исковеркало всю ее юность. Усилит ли напоминание об этом ее тягу к самоубийству, или пробудит заботу о благополучии ребенка? Пойдет ли на пользу, если напомнить ей, через что прошел Китс, чтобы его сестра не стала жертвой вампира»?
Уже две ночи она не делилась своей кровью с Полидори, и Кроуфорд помнил, по давно минувшей для него неделе в Швейцарии, как тяжело без привычной утраты личности, когда это прочно вошло в твою жизнь. [404]
«Она, вероятно, только сейчас начинает обретать способность думать самостоятельно, - подумал он.
– И ей это будет ненавистно. Захочет ли она принять ответственно за то, что сейчас должно открыться ей со всей ясностью, или это окажется для нее столь непомерным, что она просто предпочтет вернуться к привычному растворяющему личность забытью»?
404
Сильно похоже на «Блаженство» из сериала «Визитеры».
– Я думаю, - сказала она, когда хозяин скрылся снаружи, - не будет никакой разницы, если я совершу самоубийство. Если ребенок его, самоубийство лишь… ускорит его рождение.
– И твое перерождение.
Она кивнула.
– Я наконец-то смогу перестатьбыть собой, Джозефиной; смогуи впрямь быть просто шагающим… существом.
– Но теперь, - осторожно сказал Кроуфорд, - ты знаешь, что наш ребенок тоже им будет.
Глаза Джозефины были широко распахнуты, и Кроуфорду пришло на ум, что она выглядела словно загнанный в ловушку зверь.
– Но мы ведь, - прошептала она, - мы убили ее, ту женщину, ту, что тебя любила. И я… я не могу… не могу об этом помнить.
Кроуфорд взял ее за плечи.
– Это была не Джулия, - сказал он.
– Это не была твоя сестра. Я знаю, что ты об этом знаешь, ты просто не можешь… уложить это в голове. Та тварь, которую мы убили, была богом проклятой летучей рептилией, как то существо, что пыталось убить тебя - и нашего ребенка - две ночи назад. Это был вампир.
Она опустила голову и кивнула, и он увидел слезу упавшую на узел, стягивающий ее запястья.
Слишком усталый, чтобы о чем-нибудь еще беспокоиться, он отпустил ее плечи и начал распутывать узел.
Когда владелец конюшни вошел снова, Джозефина и Кроуфорд стояли вместе возле кареты, крепко прижавшись друг к другу. Мужчина ухмыльнулся и пробормотал что-то по поводу Амура,а затем направился к следующему стойлу.
Они обменяли карету Байрона на менее изысканную, но и менее пахучую, погрузили в нее весь их багаж, а затем сняли комнату в гостинице, просто для того, чтобы принять ванну и переменить одежду. Кроуфорд даже побрился - и после минуты мучительных сомнений решил не прятать бритву.