Гнёт ее заботы

Пауэрс Тим

Джозефина разрезала кант своей юбки на длинные полосы и туго обвязала их вокруг его ребер, поверх раны от меча.

– Не могу позволить тебе истечь кровью, - пробормотала она, затягивая узлы.

– Да, еще рано, - ответил Кроуфорд.

Опираясь на Джозефину, он, пошатываясь, направился к двери, в которую стреляли Карбонарии. Щеколда была разбита вдребезги, а дерево вокруг нее разлетелось на щепки, и засов сломался, и дверь отворилась от его первого неуверенного толчка.

ГЛАВА 27

Что

это за обряды? Чудовищ снова ли родит земля?

Антей [444] едва остыл: и кто ж отец

Такого полчища? - и стой! таких контрастов пред ее лицом?

Или земля сама столь плодородна, к бесчестью своему?

— Бен Джонсон, Союз наслаждения и добродетели

За дверью более узкий коридор резко свернул в сторону, его кирпичные стены были тускло освещены идущим из-за угла светом. Кроуфорд лишь беспомощно уставился в том направлении, так что Джозефина схватила его руку и потащила вперед; он сделал шаг, чтобы избежать падения, а затем они потащились вглубь короткого коридора.

444

Антей - в греческой мифологии великан, сын бога Посейдона и богини земли Геи. Царь Ливии. Антей заставлял всех чужемцев, вступивших на его землю, бороться с ним и тех, кого побеждал в борьбе - убивал. Он построил Посейдону храм из черепов им побежденных. В бою Антей был непобедим, пока соприкасался с матерью-землей. Геракл на пути к саду Гесперид встретил Антеяи одолел его, оторвав от земли и задушив в воздухе.

Из носа Кроуфорда непрекращая сочилась кровь, капая на одетую им блузку Джозефины, а босая ступня оставляла на каменном полу красные отпечатки. Его руки слишком устали, чтобы удерживать на весу меч и пистолет, но он думал, что сможет поднять их, если придется, и был благодарен рукам за то, что им все еще хватало сил сжимать рукояти.

Джозефина заткнула нож за пояс Терезиной юбки и обеими руками держала перед собой кожаную сумку. И Кроуфорд подумал, что это удачная мысль, но затем спросил себя, что произойдет, если клинок или пуля вздумает ударить в сердце.

Они завернули за угол - в нише на стене горел светильник, и Кроуфорд увидел, что пол впереди был устлан коврами, а стены были обиты темным деревом. Через несколько ярдов коридор сделал еще один поворот, и свет из-за угла сделался ярче.

Кроуфорд с вялым удивлением отметил, что единственной эмоцией, которую он испытал, было предвкушение мягкости ковра под его босыми ступнями.

Они достигли его и повернули за угол, а затем на мгновение замерли.

В каких-нибудь нескольких ярдах от них зиял дверной проем, а за ним раскинулась большая комната. Кроуфорд увидел множество элегантно одетых мужчин, стоящих на мраморном полу, хотя ни один из них не двигался и не говорил.

– Здесь больше некуда идти, - прошептала Джозефина.

Он кивнул, и они направились вперед.

Комната была огромной. С высоких потолков свешивались громадные хрустальные люстры, ярко освещающие зал бесчисленным множеством свечей. Две дюжины мужчин в комнате безучастно уставились в стены, словно находясь в наркотическом трансе или сосредоточенно к чему-то прислушиваясь.

«Они все

словно братья», - подумал он - а затем сообразил, что черты, которые все они делили, принадлежали молодому Вернеру фон Аргау, чью колотую рану он сшил в Венеции шесть лет назад, и на которого впоследствии работал.

– Добрый вечер, Вернер, - громко сказал Кроуфорд.

Все мужчины разом повернулись к нему - и он чертыхнулся и в страхе отступил назад, а Джозефина уронила сумку и судорожно выхватила нож.

Тела мужчин начали изменяться.

Голова одного из них начала вытягиваться к потолку, словно была сделана из теста - изо рта появился язык, казалось, пытаясь что-то сказать, а затем внезапно вытянулся на несколько ярдов, словно длинная невесомая змея, и начал деловито обвивать вытягивающуюся голову; глаза другого к этому времени раздулись настолько, что голова была лишь зубастой выпуклостью позади двух блестящих, пристально глядящих глазных яблока; у третьего из-за отворота рубахи громадной роговой пластиной вырастал ноготь, скрывший сначала рот, затем нос, а под конец заслонивший глаза.

Большинство из них оторвались от пола и парили теперь в воздухе.

Кроуфорд заметил, что каждая правая рука, был ли ее владелец похожим на брокколи тугим комком плоти или скоплением длинных щупалец, сжимала теперь пистолет или меч; и увидел, что все эти разной формы и размеров глаза были устремлены на него.

Словно заряд мелкой дроби попал в натянутый лист сырого каучука, на всех лицах одновременно распахнулись провалы рта.
– Убирайся отсюда, - заголосили они по-итальянски с сильным немецким акцентом.
– Кто бы ты ни был, советую тебе убраться.

– Ты не узнаешь меня?
– с отчаянной бравадой спросил Кроуфорд.
– Присмотрись как следует, - обернулся он к мужчине, чьи глаза все еще продолжали расти - за счет тела, которое съёжилось и свисало теперь под парящими сферами, в то время как туфли и одежда друг за другом упали на пол.
– Я Майкл Айкмэн.

Многообразие левых рук взметнулось в воздух и ужасно изогнулось.
– Айкмэн!
– заклокотали и засвистели голоса.
– Кусаешь кормившую тебя руку?

Кроуфорд заткнул за пояс бесполезный теперь пистолет, затем схватил Джозефину за руку и пошел вперед.

Где-то справа от него зазвонил колокол, и спустя мгновение высокие двойные двери в дальнем конце комнаты распахнулись, и в зал ворвались несколько австрийских солдат.

Кроуфорд заметил, что солдаты выглядели напуганными и отчаявшимися; и стоило им только увидеть искаженные опухающие тела, медленно плывущие по воздуху, словно больные рыбы в огромном аквариуме, они с криками ужаса бросились обратно из комнаты. Двери захлопнулись, и грохот задвинутого засова словно выстрел сотряс воздух и всколыхнул плавающие тела.

– Очевидно, кровь между колонн остыла, - невозмутимо отметили все растянутые или сморщенные рты.
– Они прольют свежую, Айкмэн, - в любой момент, и как только поле определенности восстановится, эти тела снова обретут устойчивую форму. Уходи, пока можешь.

– Пистолетов можно не бояться, - тихо сказал Кроуфорд Джозефине, и они вместе шагнули вперед.

Плывущие тела неуклюже пытались ударить их своими мечами, но даже Джозефина с ее кинжалом могла спокойно отогнать их прочь. Несколько переплетенных рук сумели спустить курок пистолета, но бойки лишь тихо щелкали по временно бесполезному пороху.