Гнёт ее заботы
Шрифт:
Он взглянул на Байрона и поймал на себе его пристальный взгляд. Байрон направился к нему по пологой, припорошенной снегом скалистой поверхности. Когда он остановился рядом, он простер руку в жесте, который заключал Хобхауса, проводника и слуг, ни один из которых не испытывал похоже ни малейшего побуждения идти обратно.
– Они не обливаются потом как ты или я, - тихо сказал он Кроуфорду, и его дыхание словно дым клубами уносилось прочь.
– Это не последствия верховой езды или действие разряженного воздуха. Я полагаю, это как бешенство, последствие того, что мы были укушены. Он натянуто улыбнулся и махнул в сторону заснеженной вершины.
– До исцеления рукой подать, но яд внутри нас не хочет, чтобы мы туда добрались.
Они
Больше всего Кроуфорд хотел сейчас быть как можно дальше от этой горы - где-нибудь на уровне моря, а лучше ниже, жить где-нибудь в Голландских Нидерландах [178] , нет, где-нибудь в глубокой, лишенной солнца пещере… это было бы лучше всего. Даже с синими защитными очками сияние солнца на крутых заснеженных склонах слепило глаза, и он все время сдвигал очки на лоб, чтобы утереть лезущий в глаза жгучий пот.
– Яд, - хрипло сказал он Байрону, - весьма настойчив.
178
Dutch Low countries. Исторические Нидерланды (англ. Low countries, Низинные земли) - самая густонаселенная страна Европы. Состав Исторических Нидерланд неоднократно менялся. В средние века Низинными землями называли область на северо-западе Европы: территории современных Бельгии, Нидерландов, Люксембурга и части Северо-Восточной Франции. Низинные земли включали в себя 17 провинций, среди которых были Фландрия, Люксембург, Голландия, Зеландия и др. Низинные земли расположены в устьях рек Рейн, Шельда и Наас. Из почв нанесенных этими реками образовались дельта и обширные плоские низменности, половина которых лежит ниже уровня моря. На севере Низинные земли омываются Северным морем. Большая часть низменностей находится в провинциях Северная Голландия и Южная Голландия, которые к тому же исторически были двумя самыми развитыми провинциями Нидерландов. Именно на Голландию в данном контексте и указывает приставка Dutch.
Байрон направился обратно к Хобхаусу, на ходу снимая пальто. Добравшись до места, он созвал прислугу.
– Осталось пройти каких-то несколько сотен футов, - сказал он.
– Мы вернемся сюда самое большее через час и до наступления темноты спустимся назад к дому священника.
Джозефина тоже слышала лавину и ее бесчувственный проводник, казалось, счел это достаточным поводом, чтобы дать ей немного передохнуть на узком наклонном уступе, по которому она хромая поднималась последнюю четверть часа. Она была в тысяче ярдов к западу от отряда Байрона и немного выше. Залитая солнцем долина осталась позади, и теперь она дрожала от пронизывающего ветра. Ветер кружился и с жалостливыми всхлипами бросался на скалы, словно морская волна, разрезаемая носом корабля. И все же угасшая ненадолго боль в терзаемой руке, заставила это скрюченное положение посреди отвесной скалы казаться почти роскошным.
Несколько минут она наслаждалась отдыхом, а затем, проскрежетав по костям, камень снова рванул ее вперед и, бесшумно всхлипнув, она поднялась с колен и посмотрела вверх, на почти отвесный склон, что все еще громоздился над ней - а затем вдруг осознала, что камень тянул ее вниз.
«Что это, - с дрожью подумала она, внезапно испуганная перспективой спускаться обратно, - неужели Кроуфорд уже возвращается»?
«Нет, - раздался голос в ее голове, но мы не сможем подняться выше.– Дождемся его внизу - и нападем, когда он спустится».
В нахлынувшем отчаянии, еще более холодном чем ветер, Джозефина осознала, что могла не пережить спуск, даже с воодушевлением, которое получила бы от убийства Кроуфорда… без него же она определенно не выживет.
«Я не могу, - подумала она; - Я не могу спуститься вниз, не пролив его кровь на скалы и снег».
Каменный шип в руке настойчиво тянул ее вниз.
«Это ты, тыне можешь двигаться выше - подумала она.
– Но я то могу».
Усилие согнало краску с ее лица и застывшей гримасой очертило ее зубы на фоне бескровных губ, но она сумела собраться с духом, изогнуть руку, так что казалось, порвется рукав, а затем, фактически сдернула руку с каменного когтя.
Во все стороны ярко брызнула кровь, словно в руку угодила пуля. На мгновение красно блестящий камень застыл в воздухе, а затем с воплем, несущимся лишь в ее голове, растворился внизу в тени горы.
Кровь горячими струями текла на уступ, образуя дымящиеся лужицы, и вместе с кровью уходили ее силы. Джозефина прижала к себе поврежденную руку и вдавила лицо в каменную стену, и всхлипывания ее были столь резкими и мучительными, что казались в этот миг естественными звуками гор.
Она вытащила из волос ленты и туго перевязала запястье - и уже намного медленнее, теперь, когда ей никто не помогал, продолжила ползти вверх по склону горы.
Байрон настороженно взглянул на Кроуфорда через залитый солнцем скалистый склон, и тот кивнул, давая ему понять, что он тоже слышал мысленный крик - хотя Хобхаус и проводник на уступе внизу похоже ничего не почувствовали.
– Похоже, не нам одним эти высокогорные края пришлись не по нраву, - натянуто заметил Байрон, отбрасывая с лица вспотевшие волосы.
Каким-то шестым чувством, что не было в полной мере ни слухом, ни прикосновением, Кроуфорд ощущал разумы Хобхауса и остальных внизу. И он бы сдался наваливающейся на него апатии и растущему сопротивлению, если бы постоянно не напоминал себе о своей мертвой жене Джулии. Временами ему казалось, что ее разум тоже был здесь, на горе.
Наконец он втащил себя наверх, через последний каменный уступ, на округлую вершину, несмотря на то, что каждая частичка его тела, казалось, вопила, призывая его повернуть назад. Затем он поднялся, стоя на источенном ветром неровном плато, и напряжение внезапно исчезло, а под расстегнутую, промокшую от пота рубашку, проник бодряще холодный ветерок. Его охватило искушение, процарапать в скале линию, отмечающую высоту, на которой яд терял свою силу.
Воздух, казалось, вибрировал, на частотах столь высоких, что это было едва заметно. Но он решил, что сейчас на это можно не обращать внимания.
Вершина была размером с четверть поля для крикета и выглядела ничтожной и беззащитной под раскинувшейся над ней бездонным небом. Кроуфорд сделал несколько робких шагов вперед, чтобы взглянуть на долины и пики, простирающиеся немыслимо далеко внизу - и на Юнгфрау, в милях отсюда, все еще возвышающуюся над ними. Он словно стал легче, сбросив с плеч всю ту необъятную массу воздуха, что осталась внизу, и он подумал, что, пожалуй, сможет прыгнуть здесь намного выше, чем там на земле.
– Здесь наверху вполне ничего, - ответил он Байрону.
Тогда Байрон, который с каждым пройденным вверх ярдом выглядел все хуже и хуже, втянул себя наверх через последний выступ скалы, на грубо обточенное ветром плато, и внезапно в его затуманенных глазах вновь заблестела жизнь.
– Ты прав, - с вернувшейся бодростью ответил он. Он поднялся, пошатываясь, словно только что родившийся жеребенок, и сделал несколько шагов навстречу Кроуфорду.
– Если бы только мы могли житьздесь, наверху, и всегда знать, что встреченные нами люди - на самом деле люди!