Гнёт. Книга 2. В битве великой
Шрифт:
— Н-е-е знаю, са-ма с лестницы упала… с другими жёнами… по-оссорилась…
Выпалив приготовленную фразу, он сам поверил в неё и, принимая гордую осанку, взглянул на Марию Ивановну.
— У Тамили тело в синяках, — звучал всё так же зло голос. — На виске ссадина вот от этого кольца, что на вашем пальце… Ребёнок, убит… Жена умирает…
Сеид Назарбай, слушая жестокие слова, посмотрел на свой мизинец. На кольце и пальце присохла кровь, он поспешно спрятал руку, а грозный голос безжалостно продолжал:
— За это убийство вас будут судить, сошлют
Мария Ивановна повернулась и, взяв свою сумку из рук кланяющейся старухи, пошла к двери. Та засеменила следом. Забежав вперёд, бормоча прощальные приветствия, старуха совала в руку врача кусок прекрасного наманганского шёлка с лежащей на нём сотенной бумажкой.
Мария Ивановна остановилась, ничего не понимая. Она ещё была под впечатлением агонии умирающей. Волостной стоял бледный и, прищурив глаза, следил за каждым движением врача.
Мария Ивановна спокойно взяла подарок, вернулась назад и положила шёлк и деньги в нишу возле хозяина. Потом подошла к старухе, обняла её, поцеловала в лоб.
Каждый день ранним утром, до сигнала побудки в батальонах, на берег Зах-арыка приходил унтер-офицер Павел Волков.
Он любил эти утренние прогулки. Спустившись в распадок на песчаном мыске, быстро сбрасывал одежду и с разбегу бултыхался в воду. Быстрое течение сносило его вниз, но он, старательно работая сильными руками, возвращался к мыску, выскакивал, растирал упругое тело полотенцем до красноты, одевался. Потом, взобравшись на вершину холма, брился, глядясь в маленькое зеркальце, причёсывался и шёл, размашисто шагая к своей роте.
Какой-то остряк-вольноопределяющийся прозвал Павла "Нептун Захарыкский". Солдаты подхватили это прозвище, но в его присутствии не решались называть так унтер-офицера. Как-то в распадке на песчаном мыске он увидел туземца. Видимо, он, только что выкупавшись, успел натянуть свою бедную одежду.
Павел стоял и ждал. Купальщик поднялся, обмотал бёдра длинным кушаком, отряхнул свой скромный чапан, натянул его на плечи, оглянулся и увидел солдата. Внимательно вглядевшись, стал подниматься вверх. На полпути нагнулся, раздвинул куст колючки, достал меховой колпак дервиша и, держа его в руках, подошёл к Павлу:
— Здравствуй, солдат. Ты один?
— Здорово. Как видишь. Кто ты?
— Божий странник… Тебя зовут Павел Волков?
— Так.
— От кого ждёшь поклона?
Павел насторожился, оглядел дервиша. Помедлил мгновение, ответил:
— Дмитрий Егорович всегда шлёт поклон.
— Шлёт и сегодня. Получи.
Дервиш вынул из колпака свёрток и, проходя мимо, ловко сунул его в руку Павла. Пока тот рассматривал связанные туго листки бумаги, старик исчез за холмом.
Волков развернул свёрток, там оказалась газета "Вперёд" выпуска 1906 года, несколько листовок и записка без подписи. Это было указание, как организовать партийные ячейки в ротах и взводах. Предлагалось выбирать стойких, выдержанных
Быстро пробежав глазами записку, Павел спустился вниз к дереву, росшему на берегу. Нащупав неровность в стволе, он снял хорошо пригнанный кусок грубой коры. Под ним было дупло. В него Павел опустил свёрток, закрыл отверстие корой и помчался к воде. Но на этот раз поплавать ему не пришлось. Едва окунувшись, выскочил, оделся и побежал в казармы.
— Запоздал, Нептун. Русалки, что ль, тебя топили? — спросил фельдфебель.
Павел почувствовал на своём затылке пытливый взгляд. Обернулся и увидел Лукина.
Лукин в батальоне был на плохом счету. Хотя он выслуживался доносами, унтер-офицерских нашивок ему не давали. Мешала слабая грамотность и пьянство.
Сам же он считал причиной своей неудачи происки унтер-офицера Волкова и своего враждебного чувства к тому не скрывал. Вот и сейчас на шутку фельдфебеля Лукин ответил:
— Унтер-офицеру несподручно купаться с простым солдатом. Он только гололобых купальщиков уважает.
— Чего мелеть? — насторожился фельдфебель. — Кто может на военной территории купаться?
Волков почувствовал, как холодеют руки: "Что видел этот недруг?" — Но сказал беспечно:
— На моём месте мыл ноги какой-то "дивана" [43] .
— Почему не захватил его?
— Да разве столкнёшься с сумасшедшим. Я ему: "Стой"! А он бормочет и мимо.
Запел рожок — сигнал на молитву. Фельдфебель подал команду. Павел стоял со своим взводом, как всегда, спокойный, подтянутый. На сердце было тоскливо. Большое дело, так хорошо задуманное, может провалиться из-за глупой случайности. "Надо на некоторое время затаиться".
43
Дивана — юродивый.
Дня два назад ротный говорил фельдфебелю, что из бригадного управления пришла секретная бумага. В ней указывалось на связь солдат с рабочими Бородинских железнодорожных мастерских. Фельдфебель приказал строго следить за каждым человеком, доверительно говорил с Павлом.
За чаем Мария Ивановна рассказала мужу о преступлении волостного.
— На каторгу сослать этого подлеца надо, — возмутился Шишов. — Ты намерена дать ход делу?
— Разумеется, подам заявление прокурору.
— Вот этого делать не посоветую. Он пошлёт следователя, а эти связаны с полицией служебными отношениями. Получат взятку, и дело заглохнет.
— Как же быть?
— На мой взгляд, надо действовать через Городскую управу. Ты у города на службе.
— Как это я сама не сообразила. Действительно, если моё заявление с резолюцией городского головы пошлют губернатору, тот под сукно не спрячет.
Вечером Мария Ивановна получила письмо. Принёс его человек в затрёпанной одежде. Позвонил. Открыл дверь сынишка Шишовых, гимназист.