Гнев Тиамат
Шрифт:
Изнутри Загон почти всегда смотрелся лучше. Походил на самую обычную лабораторию, она проработала в таких не один десяток лет, по разным университетам и исследовательским институтам. На стенах развешаны правила техники безопасности – ярким шрифтом на шести языках, в воздухе запах фенола и газоочистителя.
– Пошли, – улыбнулся Очида. – Я проведу вас.
«Не расслабляйся, – напомнила себе Элви. – Это не твой дом. Здесь ты не в безопасности».
– У меня сейчас состоялся очень интересный разговор, – сказал Фаиз в тот день, когда ей поручили это задание.
– Как и я у меня, – ответила она. – Но мой разговор засекречен, так что рассказывай первым.
– Ну, он был ужасно уклончив, но, по-моему, наш старый друг Холден только что сообщил мне, что Кортазар замышляет убийство.
Элви сперва рассмеялась, уж больно жутко прозвучало, совсем не соответствовало окружающей пасторали, подобные ошеломляющие заявления часто кажутся смешными.
– Только этого мне сейчас не хватало, – сказала она. А секундой спустя: – Он, правда, так сказал?
Фаиз пожал плечами.
– Нет, конечно. Он очень осторожничал и не сказал ничего конкретного. Мы мило беседовали про то, как важно обучать детей использовать негативное пространство в качестве инструмента политического анализа. Затем обсудили всех руководителей научных проектов, за исключением Кортазара, и тут он пристально посмотрел мне прямо в глаза. А потом вдруг перевел разговор на историческую тему, про борьбу за власть на старой Земле, и особо напирал на Ричарда Третьего.
– Как-то… мутно.
– Ничего не мутно. Шекспир написал о нем целую пьесу.
– Как она называлась?
– «Ричард Третий», – ответил Фаиз. – Ты хорошо себя чувствуешь?
Она положила голову ему на плечо. Оно казалось теплее, чем обычно, но ничего странного – пока отрастала нога, у него держалась небольшая лихорадка.
– Я не поклонница театра, и у меня был тяжелый день. О чем пьеса?
– Ричард был отменным мерзавцем и перебил кучу народа, в том числе двух детей. Наследников трона, кажется.
– Ты прежде тоже не был театралом.
– Точно.
В вышине над ними плыла тонкая пелена облаков, по мере движения заслоняя звезды и открывая вновь. Зажмурить бы глаза, уснуть и проснуться в их бедной квартирке на Церере, в далеком прошлом, когда она и слыхом не слыхивала ни о Лаконии, ни о Дуарте. Исчезни все, как сон – и то, чего она добилась, и деньги, и положение, и все ее открытия, – она все равно была бы счастлива, лишь бы Лакония с Дуарте исчезли тоже.
– Значит, негативное пространство, все, кроме Кортазара, и король-детоубийца.
– Ну, строго говоря, не король, а принц, который карабкался к власти, убивая детей. Вроде бы.
– Шикарно, – сказала она.
– Разве Кортазар не работал на «Протоген» еще до Эроса?
– И во время Эроса, – подтвердила Элви.
– Просто напоминаю, что для него это не впервой.
– Он создал катализатор, – сказала Элви. – Для меня. Это не значит, что я убийца.
– Ну да, – согласился Фаиз, но он понимал, она считает, что отчасти это так. Вот для чего нужны десятилетия брака. Близость и умение распознать ход мыслей другого превращались в своего рода телепатию.
Он вздохнул, повернулся и обнял ее.
– Наверно, я напридумывал больше, чем есть. Просто он вел себя странно, и как будто на что-то намекал.
– Он точно что-то хотел сказать, – кивнула Элви. – Возможно, не то, что тебе показалось. Но что-то.
– Думаешь разыскать его и расспросить?
– Угу.
– Дуарте за ним следит, поэтому он так уклончив, вряд ли с тобой он будет более конкретен, чем со мной.
Если только я не намекну ему, что Дуарте больше ни за чем не следит, подумалось ей. Мысль эта обожгла холодом, то ли от страха, то ли от волнения, то ли от того и другого разом. Интересно, а что Трехо, неужели он тоже все время держит Холдена под прицелом новых скрытых радаров?
– Может, что-нибудь придумаю, – сказала Элви.
И наверно придумала бы, если бы той же ночью не обнаружили Амоса Бертона с его карманным атомным зарядом, а Холдена еще до наступления утра не бросили в камеру.
Увидев ее, Кортазар улыбнулся, словно заранее настроился помнить про любезность. Ее ответный кивок был в той же степени фальшив, но он то ли не заметил, то ли ему было плевать, Элви так и не поняла.
– Я могу еще чем-нибудь помочь вам, Паоло? – спросил Очида.
– Нет, благодарю, – ответил Кортазар. – Дальше мы сами.
Очида отступил назад. Вроде бы обычная вежливая беседа. А ощущалась как угроза. Кортазар развернулся и направился к металлическим дверям. Догонять его пришлось практически бегом.
– Сожалею, что пришлось перенести все на послеобеденное время, – сказал он. – Все утро я провел в отделе службы безопасности, изучая вещи, найденные у шпиона.
– Амос Бертон, – сказала Элви. – Келли доложил мне. Как странно. Я знала его. Когда-то мы были вместе на Илосе. Он спас жизнь моему мужу.
– Что ж, при себе в той пещере он держал портативную атомную бомбу, так что… – Кортазар неопределенно повел рукой. – Я входил в аналитическую команду. Трехо очень дотошно осмотрел аппаратуру связи. Похоже, негодяй пробыл там довольно долго.
– Известно, чего он хотел?
– Пока нет, но возможно удастся его расспросить.
– Я думала, он мертв.
– О, ну еще бы. Более чем.
– Тогда как?
Он поднес свой бедж к панели замка, и двери разошлись. Вслед за ним она шагнула в мрачный коридор. Стены толстые, толще, чем везде. Бронированные. Мысль, что сырая протомолекула не самая опасная штука в Загоне, отрезвляла.