Гнездо дракона
Шрифт:
— Полагаю, нам нужно ответить «да», Эфраим. И мы должны приготовить все как можно лучше, — спокойно ответила она.
Эфраим выдвинул еще несколько возражений, но он был бессилен против неумолимого стремления Николаса и страстного желания Миранды. Он был вне себя от негодования, узнав, что все приготовления к венчанию уже сделаны. Николас, обратившийся к преподобному Кларку, пригласил его к трем часам на следующий день прийти на ферму Уэллсов.
— Это неслыханно, это слишком быстро! — громыхал Эфраим. — Моя дочь должна выйти замуж в церкви, как хорошая христианка. Я не позволю никаких тайных браков.
— Наш брак не будет служить развлечением для всяких зевак, — парировал Николас. Он считал, что и так пошел на уступки, согласившись на пастора Уэллсов, вместо того чтобы привезти с собой голландского священника, который гораздо больше подходил для венчания Ван Рина. — Что же до дня, — продолжал он, — то я не вижу причин его откладывать.
— Но она не готова, — вставила Абигайль, — у нее нет свадебного платья.
— Ей ничего не нужно. В моем доме в Нью-Йорке ее ожидает полный гардероб.
Абигайль в волнении закусила губу. Она посмотрела на Миранду, надеясь, что решение Николаса заденет ее чувство собственного достоинства и она будет настаивать на своих привилегиях невесты, таких как самостоятельное назначение времени и места венчания. Но карие глаза, устремленные на Николаса, были слепы ко всему остальному.
И потому Миранда венчалась с Николасом Ван Рином в три часа дня в воскресенье, четвертого апреля, в простой гостиной фермерского дома почти без свидетелей, кроме членов своей семьи и Обадии. Табита и ее молодой муж прижались друг к другу в углу за столом из вишневого дерева; оба ошеломленные таким развитием событий. Я не завидую ей, уверяла Табита, она выходит замуж позднее меня, а он такой старый. Но когда она перевела взгляд с гордого профиля Николаса на простодушное круглое лицо Оба, то непроизвольно вздохнула.
На улице пошел дождь, не простой весенний дождичек, а сильный ливень, чьи капли громко стучали по оконным стеклам. По гостиной распространилась сырость, и тоска нашла путь к сердцу Абигайль. Она закрыла глаза, желая избавиться от вида священника в черном, прямой спины Николаса в темном костюме, и Миранды в зеленом шелковом платье, очень бледной, отвечающей на вопросы приглушенным зачарованным голосом.
Зеленое не годится для невесты, размышляла Абигайль. И не только зеленое платье, но и все в этом венчании не сулило удачи. Она была в этом уверена, хотя откуда она все это знала, объяснить не могла.
— Ну же, Эбби, подбодрись, — сказал Эфраим, дергая ее за руку. — Теперь нет причин печалиться. Девчонка сама постелила себе постель и теперь должна лечь. Нет никакого сомнения, что все у нее пойдет хорошо, если она будет следовать Святому писанию, следить за домом и не вкушать от хлебов безделья.
Теперь, когда все было кончено, он не видел смысла для дальнейших протестов и опасений.
Абигайль приготовила свадебный ужин, но Николас на него не остался.
— Я намерен ехать прямо сейчас. Хочу остаться тобой наедине, — тихо сказал он Миранде. Это были первые слова, которые он сказал ей после церемонии. И хотя он даже не прикасался к ней, во время их торопливого прощания он смотрел только на нее.
Когда пришло время, Миранда вцепилась в Абигайль, но Николас не оставил ей времени на излияние чувств при расставании.
— Идем, Миранда, — позвал он и указал на ожидавшую их карету, где рядом с открытой дверцей почтительно стоял лакей со шляпой в руке.
— Я уезжаю ненадолго! Я скоро навещу вас, скоро! — крикнула Миранда родным, собравшимся на ступенях дома. Они вдруг стали необыкновенно дороги ей, даже Эфраим и Тибби. О, что же я сделала Почему же я их так оставляю! Мамочка… родная! Она протянула к ним руки, словно отвергая расставание, но Николас быстро подсадил ее в карету. Он закрыл дверцу и махнул кучеру. Лошади двинулись вперед.
Миранду охватило ощущение нереальности происходящего. Она прислонилась к синей бархатной подушке и закрыла глаза. Это не я, думала она. Не может быть, что я замужем. Когда я открою глаза, я снова окажусь в своей маленькой комнатке на чердаке. Внизу на кухне мама ставит тесто, а малышка плачет в колыбели в ожидании, когда я возьму ее на руки. Папа и мальчики в поле.
Она открыла глаза и увидела, что Николас смотрит на нее. Она подняла левую руку, недоверчиво глядя на золотое кольцо, сверкавшее на ее пальце.
— Да, — подтвердил Николас. — Мы поженились, Миранда.
Его слова еще больше усилили панику в ее душе.
Но я же не знаю вас, думал она. Как я могла выйти за вас замуж, если я вас не знаю? Она вновь посмотрела на обручальное кольцо. Она увидела другую руку, очень толстую, с совершенно таким же золотым кольцом, на толстом пальце, увидела, как эта рука лежит на черном покрывале, четко вырисовываясь в свете двух длинных свечей. Она тихонько охнула и забилась в дальний угол своего сиденья.
Глаза Николаса сузились. Он положил руку ей на плечо — его пальцы держали ее так цепко, что ей стало больно, — притянул ее к себе и страстно поцеловал. От этого поцелуя она забыла и Джоанну и напряженное лицо Абигайль. Она вдруг почувствовала страх, а под этим страхом странное наслаждение, от которого ей стало неловко. Он отпустил ее и засмеялся.
— Скоро мы будем дома, — сообщил он. — Здесь не место для занятий любовной наукой.
Ей стал обиден его смех. Можно было подумать, он одержал над ней победу и, увидев ее подчинение, потерял к ней интерес.
В Пилхэме он повернулся к ней и произнес:
— Здесь есть гостиница, где мы могли бы немного поесть, если вы этого хотите, хотя для нас уже все приготовлено в городе.
Она дрожала и была на грани обморока, но видела, что ему очень не хочется останавливаться.
— Нет, — пробормотала она. — Со мной все в порядке. Если вы этого хотите, поедемте.
— Хорошо, — мягко произнес он в полумраке. — Мы поедем дальше.
К чему? — думала она, ощущая все возрастающий ужас.
Накануне вечером Абигайль поднялась к ней в комнату под крышей, чтобы поговорить на одну деликатную тему.