Гномики в табачном дыму
Шрифт:
— Вы просто завидуете мне. Всегда завидовали. И почему знаю.
Спокойный тон Георгия взбесил нас. Зураб побагровел.
— Почему? — спросили мы одновременно.
— Потому что директор мне дал разрабатывать тему…
Мы расхохотались. Так хохочут только от злости.
— И потому еще… — Георгий нарочно тянул, — потому еще, что Тинико выбрала мою экспедицию.
— Еще раз упомянешь имя Тинико, и клянусь… — Я задыхался от ярости.
— Говоря об экспедиции, тебе следует употреблять слово «наша», а не «моя», — наставительно
Я всегда поражался его прямоте и точности.
— Это все равно.
— Ошибаешься, — возразил Зураб.
— Двиньте-ка друг друга! Чего там! — развеселился Гогия. Подождав, он спокойно предложил: — Давайте все вместе наляжем спереди.
Машина уже стояла на камнях. Гогия осторожно влез в машину. Мы были так обозлены и возбуждены, что одним усилием вытолкнули машину из колеи.
Гогия утер взмокший лоб.
— А теперь — закурим.
Мы дружно задымили.
— А теперь — едем, — сказал опять-таки Гогия и запел, усевшись за руль.
Километров через сорок мы оказались на заречной стороне, у того самого места, где заилило брод. Проехали так близко, что увидели на другом берегу след нашей машины.
— Из-за этих двадцати метров пятьдесят километров промучились, — зло бросил Гогия и снова запел.
Я заметил: когда мы ссорились или были расстроены чем-нибудь, он начинал петь. Миновав станицу Удобная, увидели указатель-стрелу: «Станица Отрадная 10 км».
Дорога лежала через кукурузное поле. По обеим сторонам работали колхозники, не поднимая головы на шум машины. Комбайн срезал кукурузные стебли. Там и сям возвышались силосные башни, похожие на высокие сванские дома-мачуби.
Дорога заметно сузилась, и людям приходилось отступать в заросли кукурузы, чтобы не угодить под колеса Но дорога была прямой, и Гогия гнал машину вовсю. Далеко впереди появилась движущаяся точка. Точка быстро увеличивалась, и вскоре мы различили двуколку, которую мчал гнедой конь. В двуколке находились женщина и мужчина, исступленно хлеставший коня. Отчетливо долетали его нетерпеливые окрики.
Мужчина и не думал уступать дорогу. Гогия резко затормозил. Конь вздыбился, едва не перевернув двуколку.
— Видишь, машина идет, не можешь съехать на обочину?! — налетел Гогия на возницу.
Тот стремительно соскочил на землю и подбежал к нам. Грудь и колени его были в крови.
— Жена помирает! Конь выдохся! Будь другом, довези ее до больницы! — он обращался к Гогии.
— До Удобной рукой подать..
— В Удобной хирургического отделения нет; и в Отрадной нет. В Шедок надо везти. Прошу, очень прошу, а то поздно будет.
Гогия вопрошающе посмотрел на Георгия, выскочил из машины и вместе с незнакомцем кинулся к двуколке. Георгий побежал за ними.
Пока они переносили женщину, Зураб развернул машину, потом снял с себя плащ, шерстяной свитер и постелил. Я тоже снял плащ и, свернув, подложил ей под голову. Подняли брезентовый верх.
Белая повязка на голове
Мужчина ошалело бегал взад-вперед и, глотая слова, все просил и объяснял:
— Прошу вас, как братьев прошу: отвезите ее в Шедок. Я не могу ехать. Комбайн не могу оставить — на три дня послан в этот колхоз. Из-за дождя кукурузу еще не убрали. Надо кончить сегодня и назад воротиться. Я позже приеду в Шедок.
— Что с ней? — спросил Зураб, устраивая женщине изголовье.
— С силосной башни упала, головой прямо о камень.
— О камень? Здесь — камень?
— Да, надо же было — о камень! Прошу вас, не мешкайте. А дорогу знаете? Вон там — брод…
— Брод? — Гогия насторожился.
— Сразу за деревней речка, и недалеко бро… — Человек осекся, хлопнул себя по лбу. — Нет, там не переедете. Дня два назад грузовики увязли, придется объехать… Очень прошу… Придется объехать!
Машина тронулась. Мужчина бежал за нами, давая последние указания.
Женщина стонала и металась.
Георгий раскрыл карту.
— Если переедем через реку…
— Не переедем! — отрезал Гогия.
— Если переедем через реку, то снова придется въезжать на ту гору, зато меньше ехать — километров двадцать, а если в объезд — все восемьдесят, — высказался Георгий.
Машину сильно потряхивало. Нам это было нипочем, но обессиленная женщина не могла удержать голову. Зураб положил голову женщины себе на колени и обхватил ее за плечи. Она вырывалась, стонала, просила воды.
— Не проедем восемьдесят километров, истечет кровью.
Я положил руку на окровавленный лоб женщины. Она пылала. Остановил машину у родника и, смочив платок, вытер ей лоб.
— Почему бросил меня?! Бессовестный! — кричала женщина в бреду, разрывая одежду на груди, и снова просила воды.
— Нельзя пить, нельзя! — успокаивал ее Зураб, но женщина не слышала его и все кричала:
— Уходи, обманщик, убирайся! Пить!
Проехали станицу Удобную, вдали заблестела речка. У брода Гогия нажал на акселератор, и машина врезалась в топь. Округлив глаза, Гогия напряженно смотрел вперед. Машина медленно теряла скорость, но противоположный берег становился все ближе. И тут машина наскочила на здоровенный валун под водой и круто развернулась. Гогия крутанул баранку, скорость упала, и колеса забуксовали. Георгий спрыгнул в воду, я тоже.
Гогия включил задний ход; он действовал быстро, умело, точно. Не выпуская баранки, одной ногой упираясь в дно, он вместе с нами подталкивал машину. Нечеловеческим напряжением сил достигли наконец берега. Гогия остановил газик, утер с лица пот. Мы скинули сапоги, вылили из них воду, отжали носки.
Женщина притихла, бессильно припав к груди Зураба, сознание не возвращалось к ней.
— А вдруг умрет, а? — испугался Гогия и тронул машину.
— Быстрей, Гогия, быстрей! Довезем живой, не бойся! — ободрял я Гогию.