Гномики в табачном дыму
Шрифт:
— В такое время ни один город не соединит… Ладно, попробуем…
— Неужели даже срочный не дают? — не верю я.
— Посмотрим, посмотрим. Избербаш… Избербаш… — начинает Зина. — Адрес, давай адрес.
Я называю адрес редакции, где работает Дали.
…В скольких селениях я бывал, сколько телефонных разговоров вел с почты, но не помню, чтобы хоть раз попался телефонист! Всюду — женщины, а главное, у всех, независимо от географического местоположения, одинаковый тон, одинаковая интонация и железные нервы!
— Избербаш… Избербаш… — твердит Зина, не переставая сортировать письма.
— Это Избербаш? Избер! Избер! Нужен Избер! Леваш! Чего тебе, девушка, чего встряла, мне Избербаш… Когда спешишь, как раз тогда подключается кто-нибудь! Избербаш! Избер! Избербаш!
Тут вошел долговязый человек в телогрейке.
— Здравствуй, Зина!
— Здравствуй. Это Избербаш? Избербаш?
— На мое имя ничего…
— Избербаш, мне нужен Тбилиси! Срочный, дорогая! Да, это я, Зина! Спасибо, хорошо! А вы как, тетя Аня? Дети здоровы? Да, да, что поделаешь, это так… Который? Что с ним? Ах, какой озорник!
— На мое имя ничего… — снова начинает долговязый.
— Температура? Высокая? — Зина мечет взгляд в сторону вошедшего и сует ему повестку в суд. — Не переживайте, тетя Аня, простыл, верно. Да, хорошо… Мне Тбилиси нужен. С кем? С Махачкалой? Не могу, разругалась вчера. Прошу вас, тетя Аня, пожалуйста, может, вы дозвонитесь…
— Что им от меня нужно? — сердито спрашивает долговязый мужчина, указывая на повестку.
— Почем я знаю… Очень прошу, тетя Аня. Тут такое дело… — Зина передает адрес редакции невидимой мне тете Ане.
— А когда надо явиться? — не отстает от Зины мужчина.
Вбегает черноглазая девушка.
Лицо Зины озаряется:
— Пляши, Газо! Спляшешь, получишь письмо! — В трубку: — Ждем, тетя Аня. Сейчас дадут. — Зина поворачивает голову ко мне.
Я еле держусь на ногах. Извелся.
— Правда? — Газо весело прыгает.
— Чего они от меня хотят? Чего им нужно? — не унимается долговязый тип.
— Пойдешь и узнаешь! Откуда я знаю! — Зина отворачивается, демонстративно обрывая разговор, и спрашивает девушку: — Ну что, Газо, прочесть?
Газо гордо оглядывает нас и утвердительно кивает. Зина вскрывает конверт.
— «Здравствуй, друг! Снова пишет вам рядовой солдат Митя Седов. В нашей роте все получают письма, почему же вы мне ничего не пишете? Ничего худого вроде бы я вам не делал. А может, позабыли меня? Мы же…»
Звонит телефон. Я рвусь к кабинке, сиротливо приткнувшейся в углу, но останавливает голос Зины:
— Нет. Председатель ушел к чабанам. Да, да. Утром, верхом.
Зина все знает.
— «Мы же в городе познакомились, — продолжает она читать письмо. — Вы приехали на базар, а мы телефонный кабель прокладывали, помните?..»
Зина понижает голос. Газо заливается краской, смущенная, всем телом припадает к барьеру.
Я невезучий, наверняка нет связи с Тбилиси…
— Чего они хотят, чего? — чуть не в десятый раз повторяет тип в телогрейке.
— Ты еще тут? — взрывается Зина. — Проваливай отсюда, пьяница!
— Бывший муж Зины, — тихо поясняет Вардо.
И Вардо все знает.
Долговязый багровеет и идет к выходу, с порога мрачно глядит на свою бывшую жену.
Снова звонит телефон. Зина хватает трубку.
— Я — Кубачи, Кубани! Это Махачкала? Да, да!
Газо берет у Зины письмо:
— Спасибо, тетя Зина.
— Ответишь ему? — спрашивает Зина. — Слушаю, Махачкала! Слушаю!.. Я исправлю тебе ошибки, Газо, напиши. Слушаю!
— Спасибо! — Газо убегает.
Вардо равнодушно сидит на длинной скамье. Ее бесстрастный вид бесит меня.
Зина опускает трубку и сообщает довольная:
— Через пятнадцать минут получим Тбилиси.
Все во мне клокочет. Еще пятнадцать минут, и я покажу Дали!
— Смотри не вздумай ругаться, — предупреждает Вардо, словно угадав мои мысли.
Что скажет мне Дали? Чем оправдается? Допустим, я ей — ничто, передо мной ей не совестно, а перед экспедицией? Мы ради нее на месяц позже приехали в Кубачи, целый месяц упустили. Где у нее совесть?!
— Мало ли какая у нее причина, — продолжает Вардо.
Допустим, не нужен я тебе, Дали! Прекрасно. Но почему бы не написать? Что стоило написать? Хотя бы телеграмму прислать: «Приехать не могу. Целую».
— Может, мама не отпустила ее, — бубнит Вардо.
Нет, Дали, ничего тебе не помешало! Просто бессердечная ты, черствая. Просто передумала, не захотела ехать, и все. А каково мне, тебе дела нет!
— А может, редактор не дал ей отпуска, сам знаешь, все в августе рвутся отдыхать, все к морю хотят.
Сколько раз твердил тебе, Дали: любовь (а ты помешана на этом слове!) — это прежде всего внимание, проявление огромного внимания. У тебя же ни капли внимания ко мне.
— Могла и заболеть, — оправдывает Вардо Дали.
И ты еще будешь уверять, что любишь! Это называется, по-твоему, любовью?! Любила бы, так все бросила и десятого, да, да, десятого августа была бы здесь, рядом со мной! Неужели забыла, ведь ради тебя добился я изменения маршрута экспедиции?!
— Знаю, сразу обвинишь ее в измене!
— Замолчи, Вардо! Хоть ты не изводи!
Вардо обидчива, мгновенно обижается, особенно если повысишь голос.
Снова звонит телефон.