Гномон
Шрифт:
— Аннабелъ, это Берихун. Берихун Бекеле. Твой дедушка.
Вдруг она знает еще какого-то Берихуна Бекеле или не узнаёт мой голос. Любовь иногда делает людей упрямыми, меня она делает ужасно застенчивым и робким.
Она расхохоталась. Ясно себе это представляю. У нее широкое лицо, созданное для радости, высокие брови, будто она всегда удивлена. Не будь она такой теплой, казалась бы высокомерной, но в ней нет ничего, кроме искренней заинтересованности в людях. Я сказал, запинаясь, чего хочу, и спросил, можно ли нам встретиться, когда ей будет удобно. Она не видела, как мы поссорились, но наверняка почувствовала (семейный осмос) и поняла, какую роль ей предлагают сыграть. Я пересказал наш разговор с ее отцом, упомянул
Нет, ответила она. Категорически нет. Это очень плохая идея. Я ничего не добьюсь, и нам обоим будет невыносимо скучно. Прежде чем я начал возражать — скорее, умолять, — она сказала, что у нее есть предложение получше, но я должен немедленно приехать в офис, и она все объяснит. Она пришлет за мной машину.
Пришлет. За мной. Машину.
Думаю, в тот миг я начал понимать, что имел в виду Майкл, но не до конца все осознал. Вот еще один недостаток старости и привычки быть главным: я не подумал, чего Энни может захотеть от меня взамен того, чего хочу от нее я. В конце концов, несколько мелких услуг — ничто на фоне великого долга, имя которому — родословие. Более того, я не потрудился спросить, как она собирается изменить мир, используя меня вместо рычага, потому что мне и в голову не пришло, что она может изменить мир. Я был творцом и первым лицом — по привычке, старшинству, обычаю. Мир строился вокруг моих переживаний и решений, а не дел юного ростка, которого и на свете-то не было до времен, когда я уже стоял могучим дубом.
И вот этот человек, женщина, которая в моих глазах только-только перестала быть зиготой, никак не могла послать за мной машину. Такое могут лишь взрослые с деньгами на расходных счетах. Откуда у Аннабель расходный счет? Кто ей его дал?
Кхм, она сама и дала, конечно, когда создавала свою фирму. Но кто же ей дал столько денег? И я вдруг понял, что понятия не имею. Я даже не знал, есть ли у нее наемные сотрудники, точнее, знал, что есть, но не мог их себе представить. Наверняка есть инвесторы. И, скорее всего, я один из них, если подумать, не главный, конечно, не ведущий — а если нет, то почему? Разве не для этого существуют успешные дедушки? Неужели она сама пошла в большой мир и нашла себе финансирование, будто меня на свете нет? Как так вышло?
Так же, как Астатке получил свои контракты от звукозаписывающих компаний: она была лучше всех. И она прислала за мной машину.
Новую. Новенький «Prius» с установленными на нем камерами. Разумеется, я этого и должен был ждать — машину, которая больше компьютер, чем автомобиль. Я сел и увидел, что молодой человек на водительском месте не ведет. Просто сидит — красивый, короткостриженый и слегка неопрятный.
Машина сама себя ведет, сообщил мне этот юноша, а его работа — следить, чтобы все было в порядке и ничего не случилось. Но ничего не случится.
— Бобби Колсон, но зовите меня Колсон, — ответил он на мой вопрос. — Стюард.
Я сперва подумал, что это часть имени — у англичан случаются довольно странные имена, и некоторые носители их сразу и прямо называют, но вскоре я сообразил, что это скорее прозвище или титул, который он сам себе выбрал и носит с заметной гордостью.
— У этой машины более миллиона часов водительского опыта, — успокаивающе добавил он, когда заметил, что я нервно поглядываю по сторонам: руль повернулся в одну сторону, затем в другую, как клавиши на пианоле, педали сами опускались и поднимались. — Первые несколько дней мне было немножко стрёмно. А потом я понял: а как же все остальные машины на дороге? В них за рулем сидят идиоты. Трындят по телефону и ничего не видят, потому что обдув не работает, и они торопятся пораньше попасть домой. Все время вытворяют черт-те что. А эта машина? Никогда. Это самый скучный и невозмутимый шофер в мире. Она не просто видит дорогу, а видит ее в инфракрасном свете и через эхолокатор. В реальном времени получает информацию со спутника. А решения принимает так быстро, что их невозможно заметить. Закон требует, чтобы я здесь сидел, но честное слово — если увидите, что я потянулся к рулю, лучше дайте мне в морду. Машина куда лучший водитель, чем я. Если произойдет авария, она нас спасет — или не спасет — быстрее, чем я пойму, что происходит. Я здесь на случай, если она вдруг решит завоевать мир, — ухмыляется он. — Как «Скайнет». Только и этого не случится. Это специализированный интеллект. Она не думает. Она едет.
«Вот и мой первый урок», — подумал я.
— Так что же, из машины водитель лучше, чем из любого живого водителя?
Колсон показывает мне большой палец.
— Точно! Но вообразим, что тут террористический акт или еще что-то. И нам нужно врезаться вон в ту машину, чтобы не попасть под падающий небоскреб или мост. Вот тогда нужно выключить компьютер и браться за руль, потому что о таких вещах он ничего не знает. Будет просто стоять и ждать, пока пробка рассосется, а нас раздавит обломками. У него зрение ограничено. Это всё цифры, сравнения, замеры. Только то, что заложили изначально. Ничего другого, ну, в духовном смысле.
Я сидел в этой машине всю дорогу от Стоук-Ньюингтона до Олд-стрит и, разумеется, подпрыгивал всякий раз, когда видел пешехода, собаку или велосипедиста, всякий раз, когда мы приближались к светофору, но должен признать, что в конечном итоге машина оказалась куда более надежным шофером, чем любой из тех сотен, что возили меня по этому городу за все прожитые здесь годы. Как и обещал Колсон, поездка получилась скучная. Офис компании располагался в высоком здании из стекла и стали, новомодной постройке, на верхних этажах которой виднелась зеленая листва.
— Зеленая крыша, зеленые стены, — пробормотал Колсон.
В общем, здание выглядело как будущее, с которым я мог бы ужиться, но предпочел бы в нем не жить. Я постучал по приборной доске:
— Спасибо, что довезла. Как ее зовут?
— Машину? — брови Колсона поползли вверх.
— Да.
— Ну, это как давать имя утюгу, — улыбнулся он. — У нее есть номер. Четыре. Только и всего. Ну, до встречи.
Я поблагодарил его и наблюдал, как они с машиной покатились к парковочным местам компании. Когда я вновь обернулся к зданию, на ступеньках уже стояла Аннабель София Бекеле, профессиональным жестом протягивая мне руку.
— Добро пожаловать в «Огненные Судьи», — сказала она и пожала мою ладонь.
Всегда забываю это название. Судя по всему, историческая отсылка — после Великого лондонского пожара 1666 года были избраны двадцать два судьи, которым надлежало разметить утраченные границы наделов в городе. Это было необходимо, потому что Лондон оказался настолько разрушен, что пропали даже ориентиры, которые позволили бы хотя бы грубо восстановить прежние участки. По большей части, они просто чертили линии в воздухе, и, когда это происходило, вполне вероятно, они не упускали возможности слегка улучшить планировку столицы, ликвидировать тупики и кривые переулки, закольцевать их.
— Благородные призрачные географы, — сказала Аннабель сразу после того, как потребовала называть ее Энни, всегда и только потому, что лишь я и прежняя школьная директриса до сих пор зовем ее Аннабель.
Потом моя внучка объяснила, что название для компании подходящее, потому что, по сути, они создают миры из воздуха — точнее, из цифр. У них есть и другие регулярные доходы: например, они тестируют в полевых условиях такие волшебные автомобили для их изготовителя и подправляют алгоритмы самообучения, а еще продают свободные счетные часы разным организациям, которым не хватает своих циклов, но по большей части они творят новое.