Годы нашей жизни
Шрифт:
Захар Петрович молча слушал, потирая ладонью висок, и только время от времени раздавалось его протяжное «мда».
Начальник разведки, молодой майор Двали, человек такой же горячий, как и храбрый, доказывал:
— Это самая узкая водная преграда. Кроме того, на берегу канала густой лес. Выгоднее позиции не сыскать.
Выдриган поддакивал. Но офицеры уже привыкли к тому, что это вовсе не означает согласие, а скорее относится к ходу размышлений Бати, как они называли своего комдива.
— Понимаешь, козаче, — сказал Выдриган, отвечая начальнику разведки, но обращаясь ко всем, — немец в Потсдаме рассчитывает, что мы будем форсировать в самом выгодном для нас месте… На канале. И надо фрица в этом убедить… А я пойду через самое неудобное. — Красный карандаш комдива неторопливо пересек синеву озера Юнгфернзее в его восточной части. Подняв голову, Выдриган прочитал на лицах офицеров удивление.
— Пойду в самом широком месте, — подтвердил он.
Комдив встретился взглядом с начальником разведки. Глаза Двали выражали недоумение.
— В самом полноводном, самом неудобном, — повторил Выдриган. — И вовсе не потому, что так хочет левая нога комдива… Здесь фриц меньше всего будет ждать нашего появления. Здесь может быть в три, в пять раз меньше потерь. — Негнущимся коротким пальцем он обвел на карте восточный берег озера. — Мда, нужно только сыграть хороший спектакль. — У комдива заблестели глаза, которые он по привычке щурил.
Все, что несколько часов спустя происходило на берегу канала, свидетельствовало о подготовке операции. Усилилось движение, сновали грузовики. В лесу стучали топоры, рубили огромные ели.
Саперы готовили переправу. Из города их сильно обстреливали. Комдиву докладывали: противник продолжает собирать основные силы возле канала.
«Мабуть, клюнуло», — подумал Выдриган, приказав весь вечер и всю ночь продолжать подготовку. Завершить ее перед рассветом артиллерийским залпом по противоположному берегу.
На берегу канала Батя разыгрывал представление, чтобы обмануть противника. А тем временем в рощах у озера Юнгфернзее сосредоточивались батальоны дивизии. Тут готовились плоты, понтоны, лодки.
В ночь на 27 апреля штурмовые роты бесшумно погрузились на амфибии и поплыли, стремясь ничем себя не выдать. Никаких цигарок, никаких разговоров.
Комдив отправился с передовым отрядом. Амфибия тянула на буксире плотик с его «виллисом».
Подразделения, не обнаруженные немцами, стремительно высаживались, занимали плацдарм на южном берегу озера. Подплывали машины, плоты.
Готовые помочь комдиву, адъютант и связной не успели оглянуться, как Выдриган уже прыгнул с плотика. На комдиве была папаха, куртка и высокие резиновые сапоги.
Едва ступив на берег, Выдриган поднес к глазам часы со светящимся циферблатом. Через три минуты на канале должны заговорить пушки, якобы начиная артподготовку перед наступлением. Там осталась часть орудий, а главная сила — здесь, на озере.
На первый же залп Потсдам ответил сильным огнем по северному берегу канала. Эхо разносило на десятки километров вокруг гром пушек.
Обстрел продолжался больше часа. Северный берег давно молчал, а пушки фашистов продолжали неистовствовать, выпуская сотни снарядов.
Когда немцы обнаружили, что берег канала пуст, форсирование озера Юнгфернзее шло полным ходом. К десяти часам успели переправиться два стрелковых полка и два артиллерийских дивизиона.
Пушкари сразу начали артналет на вражеские позиции, и батальоны пошли в наступление.
В разгар уличных боев над Потсдамом взвился флаг. Это майор Двали со своими разведчиками проник во дворец прусских королей и, взобравшись на самую высокую башню, повесил красное полотнище.
Потом разведчики повели комдива в замок, и Двали слышал, как связист, который тянул за ними провод, тихо сказал своему напарнику:
— У нашего Бати котелок варит.
«Что говорить, умен Батя, — подумал майор, — в Потсдаме он перехитрил немца по всем статьям».
В полдень 27 апреля бывшая резиденция прусских монархов стала наблюдательным пунктом комдива 175-й. НП расположился в старинной башенке. С высоты в стереотрубу были видны дома, дворы. Комдив сверил свои наблюдения с планом города, занявшим полстены. Связисты то и дело передавали полковнику трубку полевого телефона. Здесь же рядом работала рация. Отсюда он командовал боем, который шел на улицах Потсдама. Теперь для Захара Петровича не существовало ничего на свете, кроме того, что происходит за стенами старинного замка. И даже когда успех дела уже был обеспечен и в замок поспешил посланец бургомистра — высокий худощавый немец в сюртуке с белым флагом и шкатулкой, — лицо Бати все еще отражало напряжение боя. Шевелились колечки усов, которые он, волнуясь, усиленно поправлял.
Приказ штурмовать Потсдам был адресован комдиву полковнику Выдригану.
Ключи города бургомистр Потсдама вручал уже генералу Выдригану.
В тот день в бывшей резиденции прусских монархов приняли телеграмму.
Амур
Выдригану Захару Петровичу
Военный совет фронта сердечно поздравляет с присвоением Вам генеральского звания Жуков, Телегин».
Комдив почти всю войну был полковником. И только под конец, под занавес, получил звание генерала. В горячке боевых дел он не успел освоиться с новым званием, сменить погоны, привыкнуть к звучавшему по-новому обращению «генерал Выдриган». А в голове теснились мысли: генерал из бедняков, генерал из солдат… Захар Петрович тут же гнал их от себя, потому что его жизнь была куда сложнее этих уже ставших привычными формул.
Дело отнюдь не в том, что новая эпоха подняла его — бывшего батрака — до положения комдива и генерала. Она сделала его человеком.
ОТСТУПЛЕНИЕ ПЕРВОЕ, ПОВЕСТВУЮЩЕЕ О СУДЬБЕ БАТРАЧОНКА
Положение рабочих хуже туземцев. В. И. Ленин
Среди материалов, отобранных Лениным для 47-го номера «Искры», было письмо из имения князя Трубецкого в селе Козацком, Херсонской губернии.
Очевидец-рабочий сообщал «Искре», как тяжко живут и работают батраки Трубецкого, какие порядки царят в поместье, где во время сбора винограда рабочим надевают намордники из парусины.