Golden Age

Kaisa123

А ведь поначалу Эдмунд был не в состоянии испытать это головокружительное чувство. Он даже не мог покинуть каюты, не осчастливив палубу завтраком, проглоченным с таким трудом. Недолгий путь до Гальмы, длившийся немногим больше суток, показался ему вечностью, за которую он едва не умер от морской болезни. Перед глазами все плыло, к горлу подступала тошнота, стоило встать с кровати и попытаться выйти наружу. Отвратительное самочувствие наслаивалось на нарастающую тревогу, и спустя пару часов после отплытия Эдмунд уже проклинал всех, кто был связан с затеей отправиться на Одинокие острова. Мастеров, что построили Рассвет, деревья, что дали свои бревна для его создания, самого себя за то, что связался с Тархистаном, и свое упрямство и желание доводить дело до конца. Даже Питера за то, что не остановил, а поддержал! Разве что Аслана король не посмел обвинять до кучи, ибо побоялся навлечь на себя гнев Великого Льва, но другим пришлось туго. Мальчику было так тошно и мерзко, что казалось, он так и встретит свой конец в каюте, неспособный даже воды выпить без того, чтобы не извергнуть ее наружу в приступе тошноты. Как сказали привычные к качке нарнийцы, ему достались все прелести морской болезни. Ни одной Эдмунд не упустил! Он бы от души поблагодарил команду за такое сочувствие, но слова не лезли в горло так же, как и еда.

Так что остановка в Гальме была продиктована не только политической, но и жизненно-важной необходимостью. Эдмунд старался не думать, как выглядел, сойдя с корабля на сушу. Моряки честно признались, что за сутки плавания король успел обзавестись нездоровой бледностью, кругами под глазами и заплетающимися ногами. Последнее мальчика особенно раздражало. Хотя качка кончилась, он не был способен пройтись по прямой – банальная же задача, но какая сложная, черт побери! Так что опасения о том, что производимое им впечатление было не самым лучшим, были вполне оправданы. Однако в Гальме в порту оказались понимающие люди, которые и сами проходили через подобное. Морской болезни не подвергались редкие везунчики, так что мальчика никто не поднял на смех, что принесло ему невероятное облегчение.

Герцог Гальмы был очень приветлив и добр. Он так и рассыпался в комплиментах, стелясь перед королем соседней крупной державы. Казалось, сладкоречивый мужчина готов пойти на все, чтобы и впредь сохранить с Нарнией хорошие отношения. Это было очень разумно с его стороны – маленький островок против огромной страны равно что птенец против молодого льва. Он ничего не сможет сделать против сильного хищника и потому предпочитал не хлопать крылышками, чтобы не привлекать его внимания. Похожего поведения от Нарнии и пытался добиться Тархистан. Только вот южный тигр не учел, что соперник – не крохотный котенок и уже отрастил небольшие, но острые когти и клыки. Полосатый зверь временно отступил. Эдмунд не сомневался, что в скором времени им еще придется столкнуться с Тархистаном и его властителями. И был готов держать удар.

Ведь наверняка младший король будет и дальше вести переговоры с посланниками Тисрока. Не зря именно он отправился на Одинокие острова – было приложено столько усилий для их отстаивания, что это стало уже делом принципа для Эдмунда Справедливого. Инициатива была выдвинута лично им, о чем мальчик пожалел в первые сутки плавания, но в правильности ее не было сомнений. Он заварил эту кашу – ему ее и расхлебывать. Только после детального разговора с Питером было решено, что заодно младший король посетит и независимые острова, чтобы установить с ними дружественные связи и наладить контакты в Восточном море. Гальма и Теребинтия – эти державы пополнили список остановок. Эдмунд диву давался: почему ему выпала участь поддерживать мирные отношения с соседними странами, когда гораздо лучше у него получалось ругаться и заводить врагов? Это было бы намного проще… Ответ был прост. Мальчик чувствовал, где лучше подластиться, а где – проявить характер и жесткость. Этот талант вкупе с наблюдательностью и изворотливостью не оставили более подходящей кандидатуры на эту роль миротворца и дипломата. И не то чтобы короля это не устраивало.

Возвращаясь на Рассвет в порту Гальмы, мальчик не мог побороть комка в горле. Подниматься на палубу, где его так мутило и крутило, не было особого желания. Но его ждали далекие нарнийские острова. Нужно же кому-нибудь развеять их тоскливое одиночество и установить там дисциплину и порядок? Так что Эдмунд постарался принять свои мучения как должно… И с удивлением он понял, что со временем тошнота ослабевает. Путь до цели, который был гораздо дольше, чем до Гальмы, дался с меньшим трудом. Король уже был в состоянии покидать каюту дальше, чем на несколько шагов, и даже мог полюбоваться раскинувшимся вокруг морем, покрытым пенистыми барашками.

Далекий горизонт завораживал взор и сейчас. Солнце в северных водах нечасто можно было увидеть на небосклоне – гораздо чаще оно скрывалось за тучами, ведь на континенте господствовала зима. Ее влияние чувствовалось тем сильнее, чем дальше Рассвет углублялся на север, к Теребинтии. Но Эдмунд никак не мог избавиться от привычки подолгу стоять на палубе и вглядываться в границу раздела неба и моря, недостижимую и оттого столь манящую. Положив ладони на гладкий, ошкуренный борт, он не мог оторвать от горизонта глаз. Рядом расположился филин, которого, казалось, не интересовал окружающий его мир. Мудрую птицу в спутники порекомендовал умный Лис – сам зверь остался в Нарнии, пообещав мальчику следить за порядком в его отсутствие. По его словам, опытный Меар, за крыльями которого лежало не одно десятилетие, поможет в трудную минуту и всегда даст совет. На Одиноких островах старый филин в основном сидел на окне короля, прикрыв янтарные глаза и греясь на солнце. Вся его помощь заключалась в бдительной охране по ночам, когда ничто не могло укрыться от его острого взора, и ворчании о том, что королю не положено искать себе на голову неприятностей. Да что дряхлая птица понимает! Он даже летать не любит, хотя тишина, в которой филин парил в небе, у Эдмунда вызывала благоговейный. Эта неотвратимость, молчаливая, но смертоносная угроза в круглых глазах… Если его товарищ и расправлял крылья, то ради какой-то важной цели. Меар терпеть не мог пустой траты времени и сил. Сейчас он больше напоминал искусно вырезанную из камня статую. Только ветер ерошил его перья и улетал к горизонту. Мысли юного короля следовали за ним и витали где-то очень далеко…

– Ваше Величество, - Онур, стеснительно потупившись, протянул плащ, который Эдмунд вовсе не просил приносить. Неплохо было бы отчитать своевольного матроса, ведь тот проявлял заботу без предварительного приказа и лез не в свое дело, но король не стал этого делать. Вместо этого он с кивком забрал плащ и накинул на плечи. Чем севернее они забирались, тем более ледяным и промозглым становился ветер. Так и заболеть недолго, несмотря на его крепкое здоровье, а этого никак нельзя допустить – впереди последнее из порученных ему дел и дом, милый дом…

Онур замер рядом с мальчиком, не смея поднимать головы. Он относился к Эдмунду с не меньшим почтением, чем к государю, который смилостивился и не стал наказывать парня слишком строго. Судьба матроса, служившего на тархистанском рабовладельческом судне, подверглась долгому, обстоятельному обдумыванию. Впервые за правление Питер должен был вынести наказание провинившемуся – до сих пор слуги во дворце не совершали столь грубых нарушений, чтобы омрачать ими Верховного короля. Это был первый и, пожалуй, самый неоднозначный случай для того, чтобы проявить как милосердие и доброту, так и жесткость с суровостью. Онур пользовался гостеприимством нарнийцев, скрывая чудовищную правду, - за это он заслуживал самой строгой кары. Если бы он продолжил молчать, то работорговля и наглость Тархистана остались бы незамеченными. Кто знает, какие последствия это имело бы для Нарнии? Однако когда Эдмунд загнал бедолагу в угол, тот сознался во всем. Ему уже не было резона отмалчиваться, и юноша рассказал всю правду. Он говорил сквозь слезы о том, какая бедность охватила Одинокие острова после захвата Колдуньей континента, о том, что никто более не оказывал затерянным в море землям поддержку и защиту. Поведал о семье, которую должен был кормить, о том, что попасть в рабы и быть проданным ему хотелось меньше, чем стать одним из торговцев живым товаром. Его опыт как рыбака, бывавшего в море с детских лет, позволил ему избежать незавидной участи других несчастных… Но теперь над головой Онура повис меч, который по первому слову Верховного короля отсечет голову от тела.

Питер долго раздумывал над тем, какое же решение принять. Эдмунд не мешал ему в этом, лишь напомнил законы Нарнии, строго запрещающие работорговлю и предписывающие жестокое наказание за причастность к этому преступлению – вплоть до смертной казни. Мальчик и сам не знал, как поступить с матросом, которого он спас от гибели. Вроде бы и не был он особо виноват, а молчал, потому что очень боялся за свою жизнь. Конечно, неспособность отвечать за свои поступки не красит человека, но многие ли достаточно сильны и храбры для этого? Младший король видел, что Онур раскаивался в содеянном, в том, что обманывал гостеприимных хозяев. Этим он разительно напоминал Эдмунду кое-кого, кто однажды получил прощение и шанс начать жизнь с чистого листа. Возможно, и молодой моряк тоже заслуживает подобного? Это младший король также упомянул, но более ничем свою точку зрения не выразил. Государю Нарнии пристало выносить вердикт, а не ему.

Питер же, как выяснилось, пришел к схожим выводам относительно судьбы Онура. Несмотря на законы, предписывающие работорговцам и их непосредственным помощникам смерть, юношу помиловали. Он был приговорен лишь к службе на корабле Рассвет, и ему запрещалось возвращаться на родину до тех пор, пока он не отработает свое преступление. Милость Верховного короля простиралась настолько, что из казны Одиноких островов семье Онура будут выделять деньги на жизнь, пока кормилец остается в Нарнии. Эдмунд принял это решение, как должно, и постарался закрыть глаза на этот досадный случай, как когда-то его родные оставили его предательство в прошлом. Он лишь сказал при первой встрече юноше: