Golden Age
Шрифт:
Состояние мальчика было схоже с тем, что он испытывал, второй раз сходясь в бою с Рабадашем. Полная ясность мыслей, чистый разум и холодная злость, которая не мутит взор, а только помогает думать. Разумеется, Эдмунд всей душой ненавидел ведьму, что уже пошла по головам, но также он осознавал, что не имеет права допустить ошибку. Защищая Нарнию и Теребинтию, он не может налажать, а следовательно, не должен вестись на очевидный вызов. Ведьма сильна, раз не скрывается и зазывает к себе. Этого нельзя забывать, стремясь навстречу ей. Эти опасения мальчик высказал Меару, что его сопровождал. Филин кивнул, разделяя его позицию.
– Это наверняка провокация, Ваше Величество.
– Произойди такое пару дней назад, я бы купился, - процедил Эдмунд, присаживаясь рядом с бедным ребенком,
– Лучше обождать и не выдвигаться в одиночку, - произнес встревоженно мудрый филин. Младший король скрестил на груди руки и прикусил губу.
– Но спустя время след истает… Это отличная возможность настичь ведьму.
– Она же специально оставила эту зацепку! Это наверняка западня. Она хочет заманить Вас к себе и расправиться раз и навсегда, - возразил Меар, и Эдмунд не мог с ним не согласиться. Однако и не смотреть на убитого, выпитого насухо ребенка он тоже не мог. Если мальчик сейчас отступит, не пойдет к ведьме, то та будет продолжать свои черные дела. Сколько еще жизней будет загублено? Сколько жертв должна будет принести Теребинтия? Вдруг колдунья станет еще более жадной и отправится в деревню, устроит там побоище?.. Это его шанс настичь тварь и убить ее. Младший король не собирался отступать, но и идти в ловушку не планировал. Значит, придется схитрить.
По следу отправились три небольшие группы. Первые – около пяти нарнийцев. Эдмунду было противно и мерзко ставить их вперед, на передовую линию атаки, но деваться было некуда. Если ведьма атакует, то нельзя допустить, чтобы она сразу вынесла весь отряд. После шли воины Теребинтии. Лучники держались на довольно большом расстоянии от фавнов, как раз на дальности полета стрелы. На них король полагался больше всего. Сам же мальчик двигался крадучись чуть в стороне от цепочки следов, сокрытый в чаще леса, но держащий первую группу в поле зрения. Он старался не шуметь и как можно дольше сохранить свое присутствие в тайне. Его на месте командира пока сменил Меар, получивший четкие инструкции, что и как делать.
– След обрывается! – крикнул один из сатиров, останавливаясь. Вместе с ним замедлили шаг и остальные. Эдмунд замер на месте, сжимая в руке обнаженный меч и внимательно наблюдая за происходящим. В воздухе повисло невероятное напряжение. Сам лес словно затих, смолк, ожидая, что же предпримут нарнийцы, зашедшие в самую чащу, но потерявшие ориентир. Мальчик весь обратился в слух, и тихий шепот Белой Колдуньи не мог его отвлечь, как ни старался. Малейший шорох мог дать подсказку и спасти несколько жизней. Сердце стучало в груди так громко, что заглушало звуки леса. В ушах шумела кровь. Ну же, где…
Эдмунд уловил шорох веток на миг позже, чем чуткий Меар. Филин крикнул, поднимаясь в воздух:
– Сверху!
И из ветвей большого дуба, чья крона была поистине огромна, на землю спрыгнула молодая женщина. Нарнийцы успели только развернуться к ней, как она взмахнула рукой. Затрещала взрываемая страшной силой земля, и корни могучего дерева сбили нескольких воинов с ног. Они рухнули на землю, попытались встать, но тонкие ветки кустарников опутали их конечности и утянули куда-то в глушь. Крики тотчас оборвались, а ведьма как-то пьяно, диковато улыбнулась и вновь подняла руки. Эдмунд с ужасом смотрел на нее, так быстро и жадно убившую его подданных, наслаждающуюся приливом энергии. Бесшумный прежде лес ожил. Поднялся ветер, затрещали голые ветки. Казалось, даже пожухлая трава по воле колдуньи могла принести смерть. Выжившие после первой атаки нарнийцы замешкались, и это дорого им стоило. В следующее мгновение ведьма протянула руку в сторону дуба, и тот затрещал, накренился и обрушился на дорогу. Он рухнул на воинов на миг позже, чем начали стрелять лучники. Мастерство не подвело теребинтийских стрелков – одна из стрел все же настигла свою цель. Ведьма взвыла не своим голосом, когда она вонзилась ей в плечо, и весь лес застонал, вторя ей. Конечно, рухнувшее дерево внушило воинам ужас и трепет, раздавило атакующих, но оно не позволило колдунье восстановить свои силы за чужой счет. Из раны ее струилась кровь, горячая, алая, и вместе с ней уходила из нее сама жизнь. И ведьма, осознав свое печальное положение, побежала прочь. Дорогу перегородил упавший дуб, и воины не могли последовать за ней в погоню. А вот Эдмунд мог.
Со всех ног мальчишка кинулся за ней следом. Ноги его то и дело опутывали коренья и гибкие побеги трав, кусты цеплялись за одежду, пытаясь задержать, но король продирался сквозь них, уже не скрываясь. Он видел сквозь деревья, что ведьма бежит все медленней, что силы покидают ее, словно переходя к нему. Никогда Эдмунд не был настолько сосредоточен и разъярен одновременно. Колдунья забрала жизни его воинов, расчетливо и жадно, а он заберет ее жизнь в уплату за содеянное. Джадис пыталась ему помешать, напоминала, насколько могущественной силой обладает ведьма, старалась заменить холодную ярость в душе страхом, убеждала, что против нее он никто, но за спиной у короля словно выросли крылья. На таких же он мчался наперерез самой Джадис, когда та шла к Питеру, и они помогли ему обогнать ведьму и выскочить прямо перед ее носом.
Женщина остановилась, и Эдмунд успел рассмотреть ее лицо, вроде бы и молодое, но уже испещренное морщинами, постаревшее раньше времени. Но самыми старыми были глаза – все в красных прожилках, с серым белком, полные страха. Она попыталась защититься, даже атаковала короля, но тот отрубил потянувшийся к нему корень еще на подходе. Разогнавшись от этого удара, он развернулся, чтобы придать клинку большей скорости и силы. У него получится, не может не получиться! И меч снес проклятой ведьме голову.
Дальнейшие события мальчик помнил смутно. Кажется, он сидел на толстой ветке выкорчеванного дуба и глядел перед собой. Клинок, лезвие которого было обагрено кровью хотя и ведьминской, но все же человеческой, стоял рядом, не убранный в ножны. Пока подчиненные осматривали раненых, подсчитывали убитых, Эдмунд находился в какой-то прострации. Это было первое разумное существо, что он убил с битвы при Беруне. Это не отвратительный огр или боггл, это был человек, потому что именно в человеческие глаза король взглянул, прежде чем отрубить колдунье голову. Взгляд их был осознанным и не дьявольским, как он себе прежде представлял. Ведь обладая такими способностями, она не должна была сохранить в себе ничего человеческого! Выпивая жизни невинных людей и используя их силу для своих козней, она не могла остаться человеком… Но все же была им. Была жестоким, безжалостным, кровожадным, но все же человеком, а не монстром. И это отвращало больше всего.
Из первой группы погибли все. Никто не выжил. У тех, на кого обрушился дуб, не было и шанса. Тех же, кого корни утянули в лес, нашли довольно быстро, и хотя у них не было никаких опасных ран, все до единого сатиры были мертвы. Такова была цена победы над ведьмой. Высокая цена, которую Эдмунд Справедливый заплатил, полностью отдавая себе в этом отчет. Мальчик кусал губы и думал о том, что он знал, что первая группа примет на себя удар, и все равно отправил туда нарнийцев. Он предпочел сохранить чужих, но ценных в этой битве лучников, нежели собственных подданных, чтобы достигнуть своей цели. Король ли он Нарнии после такого? Меар, догадавшись обо всем по его грустному взгляду, в котором не было торжества от победы, ответил лишь, что на войне без жертв не обойтись. Не существует командующего, что не терпит потери. Вопрос лишь в том, насколько разумно он распорядится чужими жизнями.