Голоса прошлого
Шрифт:
– Найдёнка, ну что же ты, глупая... – обратилась она к девочке.
С глухим разговаривать без толку, здесь не разговор важен, а – выражение лица. И эмоциональный фон, который девочка могла воспринять даже несмотря на отсутствие телепатической паранормы.
Софрау виновато опустила голову, но держалась упрямо и независимо. И от меня отлипать не спешила.
– 'В чём дело, малышка?'– требовательно спросила я. – 'Рассказывай'.
Полный сумбур, не смогла вникнуть.
– Вы можете с ней общаться?..
– Ламберт, – подсказала я Широкиной как ко мне обращаться. – Комадар Энн Ламберт.
– Лариса Михайловна, – назвалась она в ответ. – Местный эскулап.
Умирающие телепаты Враны сумели передать на физические носители немало знаний из инфосферы Земной Федерации. В том числе и обучающие программы по эсперанто. Лариса Михайловна говорила с характерным для всех русских мягким 'л', но вполне свободно. Я понимала её, а она понимала меня.
– У этих друзей, – объяснила я, кивая на девочку, – генетическая память. Жестовая речь входит в базовый набор передаваемых по наследству знаний. Ею владеет каждый, независимо от наличия голоса... У девочки, кстати, 'чёрное безмолвие' – генетическое нарушение, выражается в полном отсутствии голосовых связок...
– Найдёна относится к другому виду, – заявила Лариса Михайловна. – Её геном изрядно отличается от стандарта...
– Простите, какого стандарта? – не поняла я.
– Я работала с биоматериалом пленных, – невозмутимо сообщила Широкина. – Девочка попала к нам четыре года назад. Шрамы на голове были очень свежими. Седьмой или восьмой день после операции, я бы сказала. И общее состояние оценивалось как нестабильно плохое.
Понятно. Рука пристрелить не поднялась. Чесалось задать этот вопрос, но я сдержалась. На самом деле далеко не каждый солдат способен хладнокровно пристрелить страдающего ребёнка, пусть и ребёнка врага. Что уже говорить о гражданских. Ловкий и точный расчёт, игра на эмоциях. А для гарантии – эмпат– вирус, усиливающий заботу.
– Девочка той же самой расы и того же самого вида, – объяснила я. – Только из другого клана. Те, что на планете – Шокквальми, а она – из Иларийонов. Иларийоны младше, поэтому у них меньше хромосом, ответственных за наследственную память. Я не помню точно, насколько...
– На девять пар, – любезно подсказала Широкина.
– На девять так на девять. Неважно.
– Согласна. Что с Найдёной будет дальше?
– Передадим в родной клан... Кстати, её зовут Софрау.
– Эти... Иларийоны... Союзники?
– Какие там союзники... – с досадой ответила я. – Такие же враги, Лариса Михайловна. Просто здесь появляется некоторый манёвр для торга. Наши дипломаты постараются получить наибольшую выгоду.
– Стравить оба клана? – догадалась доктор.
Я кивнула:
– И пусть грызутся между собой. Всё нам легче будет на внешних рубежах... Кстати, девочка часто вот так уходит из– под вашей опеки? Бродит за периметром, возвращается не сама?
Первое, что приходит на ум, постоянная связь с врагом. Через психокоды, через ментальное программирование. Человек сам себе не принадлежит. Делает, что в него заложено, и зачастую даже не помнит об этом. Как– то же устроители Полигона Шестнадцать должны контролировать подопечных?
– Нет, – ответила Лариса Михайловна. – Никогда она никуда не уходила. Она занимается гидропоникой, знаете ли. Талант! Мы покажем вам её работу – произведение искусства же... Полезное с приятным. Никогда не думала, что грядки с кормовыми культурами можно оформить красиво...
Ничего удивительного, если вдуматься. У девчонки в предках ландшафтные дизайнеры, только и всего. А то, что доктор Широкина называет 'красиво', по оллирейнским меркам, скорее всего, 'средне'. Если не ниже плинтуса. Широкина просто не видела снимки настоящих шедевров, где исходным материалом служит вся планета, а результат работы дизайнера виден из космоса. У девочки ведь нет ни навыков, ни образования, ни практики. Да и материал из серии 'что под руку попалось', а не самое лучшее, отборное, выведенное (растения) или созданное (изделия из камня), специально для. Но я не стала ничего объяснять. Не до того.
– Если раньше она не уходила, то что изменилось сейчас?
Широкина нервным жестом потёрла виски. Спросила:
– Почему интересуетесь, комадар Ламберт?
– Она испугана, – объяснила я. – Настолько, что толком объяснить, в чём дело, не может. Что испугало её? Или кто.
– Видите ли... Я с самого начала думала, как вернуть ей слух. Вырастить имплант... и чтобы он прижился... Задача сложная, я отдавала себе отчёт. Но постепенно, день за днём... В итоге я решила её. Кохлеарные импланты готовы, я планировала провести операцию сегодня.
– 'Ты испугалась операции?'– спросила я у девочки.
– 'Да'.
– 'Напрасно. Тебе хотели вернуть слух. Разве не об этом ты мечтала столько лет?'
Резкий жест. Полное отрицание. Никаких операций. Обойдусь. Нет слуха, и не надо. Я привыкла! Я не хочу!
– Она очень испугалась операции, – перевела я жестовую речь Софрау.
– Трудно её винить, – согласилась Широкина. – Учитывая прошлое... Но скажите ей, комадар Ламберт, что она поступает глупо.