Голоса Серебряного века. Поэт о поэтах
Шрифт:
«Ах, как хорошо, как бесподобно!»
Нередко Адалис в свои часы не являлась, и студенты узнавали, что она сидит с Гроссманом [438] в чайной. Студенты бунтовали, но безуспешно [439] .
Как-то мы с Адалис беседовали, оказавшись рядом в креслах большого зала института. Она критиковала мое тогдашнее стихотворение о поезде: «Вот по этой строчке можно думать, что у Вас роман с проводником: „Люблю Бенар. Захар“».
437
Пушкин А. С. Зимний вечер (1825).
438
Леонид Петрович Гроссман (1888–1965) — писатель, литературовед, автор крупных монографий об А. С. Пушкине, Ф. М. Достоевском, Н. С. Лескове;
439
Студенты бунтовали далеко не безуспешно. Одна из выпускниц ВЛХИ, впоследствии журналистка и издательский работник, Е. Б. Рафальская вспоминала о конфликтной ситуации, сложившейся в институте в связи с преподавательской деятельностью Адалис:
«Как известно, Брюсов был не только поэтом, но и теоретиком стиха. По плану он должен был вести у нас класс стиха. И мы с нетерпением ждали этих занятий. Ко всеобщему удивлению и возмущению он однажды явился на занятия вместе с Адалис, она уселась за кафедру, он, как ангел-хранитель, стал за ее спиной. Занятия Адалис вела беспомощно и порой удивляла нас. Так, разбирая стихи Хлебникова, где есть такие строки:
Ходят двое чудаков Да стреляют судаков —Адалис стала уверять нас, что судаков действительно стреляют!
Дебют Адалис как преподавателя длился недолго. Вопрос о классе стиха обсуждался, кажется, на одной из комиссий, на заседании этом Брюсова не было.
И вот однажды Брюсов ринулся в атаку: „До меня дошли слухи, что вы недовольны преподаванием Аделины Ефимовны. Ничего неправильного она здесь не говорила. Ее источники — такие-то и такие-то немецкие ученые (до этого ни одно из этих имен не упоминалось). Скажите конкретно, чем вы недовольны?“
Воцарилось растерянное молчание. Тогда Адалис обратилась к Васе Наседкину, который сидел прямо перед ней: „Вот вы, Наседкин, чем вы недовольны?“
И тут аудитория взорвалась. Первым закричал Степан Злобин: „Что это за допрос? Да, мы недовольны. Мы хотим учиться у Брюсова, а не у Адалис. Мы не хотим дилетантства, мы хотим науки“.
Со всех сторон послышались просьбы: „Мы просим вас, Валерий Яковлевич, вести класс стиха!“
Брюсов заявил: „Ну что ж! Раз вы недовольны, будем искать другого преподавателя. Это не так просто, время будет идти, и вы потеряете год. А я занятий все равно вести не буду!“
Это, как говорится, был запрещенный удар. Но мы выдержали характер, от услуг Адалис отказались. Однако Брюсов был неумолим.
Что же это было? Страсть стареющего мужчины к молодой женщине? Брюсову было уже 50 лет. И зачем ему было выдвигать Адалис на педагогическую работу? У нее для этого не было никаких данных. Но она была способным литератором. М.б., Брюсов хотел улучшить ее материальное положение? В общем, это был никому не нужный и унизительный для Брюсова и Адалис конфликт» (Рафальская Е. Б. Из окна поезда жизни. Воспоминания. — РГАЛИ, ф. 1329, оп. 2, ед. хр. 15, л. 149–150).
По прошествии времени класс стиха в институте стал вести Г. А. Шенгели (см.: ЛВ, гл. 2, примеч. № 17), с приходом которого конфликт разрешился. Научные заслуги и «педагогический такт» (!) Шенгели были столь высоко оценены, что руководство института обратилось в Главный ученый совет (ГУС) с просьбой о присвоении ему профессорского звания. (См.: РГАЛИ, ф. 596, on. 1, ед. хр. 109, л. 5)
Об одной из студенток, Агапитовой: «У нее провинциальная восторженность, но такая неровная, со срывами. Кажется, вдруг свет погас, дверь с шумом захлопнулась».
«Брюсов говорил о Вас: „Когда она выпишется, будет прекрасным поэтом“».
«Если бы я говорила в старомодном стиле, сказала бы, что видела Вас в Италии, в Норвегии».
В эти годы Адалис ходила беременная ребенком Брюсова. С циничной откровенностью описывала состояние зародыша внутри себя. Предавалась наркотикам. Ребенок родился мертвым.
Адалис была нечиста на руку. Зайдя в гости, могла украсть что-нибудь из одежды. Ее сын [440] , обожаемый ею, украл кошелек соседа в Доме писателей (это было много позднее). Мать защищала его, как курица цыпленка.
Было время, когда Адалис жила в одной квартире с поэтом Кочетковым [441] . Они яростно ненавидели друг друга.
В очереди за гонораром в Гослите [она] поругалась, как торговка, с поэтессой Кларой Блюм [442] .
440
Владимир Иванович Сергеев (р. 1927) — писатель, переводчик, поэт; сын А. Е. Адалис и И. В. Сергеева. (См.: ЛС, гл. 9, примеч. № 13)
441
Александр Сергеевич Кочетков (1900–1953) — поэт, переводчик стихов Гейне, Гёте, Шиллера, грузинских, туркменских, узбекских и других поэтов и писателей. Собственные его произведения известны мало. Например, одним из значительных поэтических произведений Кочеткова является драма в стихах «Николай Коперник», которая в 1930-е годы шла на сцене Театра Московского планетария.
442
Клара Блюм — немецкая поэтесса.
Рассказывали, что в институте она организовала издевательское общество, которое провоцировало влюбленных, расстраивало дружеские отношения, оклеветывало. Но она имела большое влияние на окружающих. В полушутку она говорила: «Так Адалис повелела, председательница оргий…»
Близкие звали ее Аля, а я — Айка! Ей говорили: «Айка, ты сделала подлость такому-то, ты больше не будешь?» Айка каялась, обещала, что больше не будет. И делала подлость кому-нибудь другому.
Был период, когда Адалис исчезла с горизонта, — время мучительных поисков, нищеты, одиночества. Затем поездка по Средней Азии, знакомство с тамошним бытом, литературой, тамошним материалом — ярким, ходовым [443] .
443
1924-й —
В 1930-х гг. помню книгу Адалис и Сергеева «Абджед хевез хютти» [444] . Книга умная, искусная, но не из тех, какие берутся в жизнь. Помню занимательное суждение: «Со временем религия исчезнет, она останется потребностью очень женственных женщин». Адалис оценил Максим Горький и способствовал ее продвижению в печати.
Дальше было много разговоров о переводе Адалис поэмы Турсун-заде «Индийская баллада» [445] . Перевод был превосходный, превышающий текст автора. Турсун-заде получил за эту вещь звание лауреата [446] . Но Адалис была права, когда в Союзе писателей отстаивала себе половину его премии. «Индийскую балладу» по-русски написала она.
444
Адалис А. Е. Абджед хевез хютти. Роман приключений. М.; Л., 1927. (В соавторстве с И. В. Сергеевым.)
445
Турсун-заде М. Индийская баллада. (Пер. с таджикского А. Е. Адалис). Сталинабад, 1947.
446
Турсун-заде М. (1911–1977) — народный поэт Таджикской ССР (1961), общественный деятель. За цикл стихов «Индийская баллада» был удостоен Государственной премии (1948).
Адалис уже стала признанным писателем, автором многочисленных статей, переводчиком республиканских поэтов, редактором переводных стихов, редактором прозы, в частности, переизданного Чехова. Выходили и ее собственные сборники стихов. На одном из ее выступлений в Гослите с чтением новой книги ее назвали «поэтом гражданского мужества». Ее поэтической тенденцией стало тогда отталкивание от личной лирики ради широких общественно-политических тем. И вот, наконец, Адалис последних лет в полном оперении, на высоте редакционных кресел. Вышли три книги ее стихов [447] , куда пробились и личные темы. Смерть ее в 1969 году особо ярких откликов все же не вызвала.
447
В 1960-е годы вышли сборники стихов Адалис:
Адалис А. Е. Новый век. Стихотворения и поэмы. М., 1960;
Адалис А. Е. Города. Стихи. М., 1962;
Адалис А. Е. До начала. Новые стихи. М., 1966.
Последняя книга Адалис была сдана ею в издательство за несколько дней до смерти: Адалис А. Е. Январь — сентябрь. Стихи и поэма. М., 1970.
Адалис с начала своего появления в московских литературных кругах, еще будучи никому не известной, держалась учительно и властно. Как ни подтрунивали над ней, она всюду умела занимать место. Роман с Брюсовым не только обогатил ее, но и ввел в большой круг литературного общества, заставил с ней считаться.
Произведений Адалис вышло много в печати, но для всеобщего обозрения у меня нет достаточного более-менее полного материала. Жанры ее творчества разнообразны, как уже говорилось, кажется, нет только драматургии. Возможно, что в ее архиве находится еще много неизвестных, неизданных рукописей. Мои впечатления о ее творчестве связаны большей частью со стихами разных лет, с ее высказываниями в газетах, со всем ее образом, который хочется запечатлеть, как нечто особенное, отличное на общем фоне тогдашней литературной публики.
Что было в ней несомненно — искусство стилизации. Существовало мнение — Адалис пластмасса, которая может оборачиваться всем: железом, деревом, стеклом, даже золотом.
Ранние стихи Адалис производили неопределенное впечатление поисков, перекрестных влияний, сумбурности. Но воспитанная на высоких образцах классической литературы, она выработала в себе требовательное отношение к художеству слова.
«Прекрасное должно было величаво». Думается, что это было ее мерилом в оценках. Валерий Яковлевич недаром был ее учителем. Адалис приняла наставительный, поучительный тон в стихах. Но ее торжественные позы казались деланными, проповедничество — официальным. Многое в ее высказываниях вызывалось требованиями текущего момента, заставлявшими поступиться личными вкусами и взглядами.
На мой взгляд, три ее последних сборника стихов служат выражением высшей литературной школы.
Это мастерское овладение формой, взвешенность слов, предусматривающая все возражения, это тонкое, острое перо в твердой руке. Молодой автор должен считаться с книгами Адалис, с высоким уровнем ее уменья.
Стихи Адалис — игра интеллекта, остроумие, колкость, но также и холодность, неспособность увлечь, зажечь, глубоко взволновать.
Адалис — образец выучки литературной культуры. Думается, вольно или невольно, Адалис пошла на большой внутренний компромисс. Она слишком захотела быть человеком в ущерб фантастическому миру существ и сфер, который в ней жил.
«О, человечество, любовь моя!» Любовь сия кажется внутренней, рационалистической.
Адалис делает интересной изощренность, скользкая прихотливость, интриганские сети, порочные фантазии. Она могла бы завлекать путников блуждающими огоньками, соблазнять призрачными празднествами. Мир ее игр мог быть остр и необычен. Злое вероломство, на которое она была способна, в умной поэтической форме выиграло бы, оборотясь в дикие сказки. Адалис побоялась быть собой. Приближенный ей человек сообщил мне, что она была верующей, вопреки взятой на себя роли. Но верующая во что? Путей и перепутий здесь много. А я жалею о ненаписанной книге Адалис, которая могла быть единственной в русской женской поэзии. Сюда вошли бы ее длинные, острые иглы, ее яды, клубки запутанных нитей, зубастые цветы, русалочьи мысли, внезапные исчезновенья, тяжелые железные ворота на семи замках, множество полудухов, полузверьков, кувырканье ветров, говорящие реки и, порой — великодушные, благородные поступки. Умелые шишиги знают им цену, умеют пользоваться и этим средством.