Голова бога (Приазовский репортаж)
Шрифт:
— Наши корабли плывут по воле ветра, и, стало быть, по замыслу Господнему, — возражал купец Помидорко. — Иное дело — корабли англичан. Их толкает паровая машина, построенная наверняка по диавольскому наущению и искусу. А топливом у него уголь — который достали из-под земли, из преддверий ада.
Купец Помидорко был истово православным, и состоял певчим в храме Великомученицы Екатерины. За спиной шутили, что Помидорко пытается быть святей протоирея. Вот и сейчас протоирей встал на защиту прогресса.
— Что вы такое говорите! У нас тоже есть паровики! На них даже Императорское Величество соизволит ездить!
— Наши — на дровах. Это — можно!
Еще купец Помидорко был славен тем, что виртуозно умел давать взятки. Стоило ему подойти к нужному, и пока даже не знакомому человеку, поговорить с ним недолго… Иной не успеет за это время съесть яблоко, а вопрос уже решен к взаимному удовлетворению сторон. К каждому ключик найти мог, а постороннему могло показаться, к примеру, что просто человек дорогу подошел спросить. И быть бы ему удачливейшим дельцом, величайшим ловчилой, если бы не был он еще и бездарным игроком. Причем игры выбирал он такие, где от умения разбираться в людях толку не было никакого.
Пока остальные спорили о преимуществах паровой тяги над ветром, Аркадий отошел к столику, где Ладимировский как раз наливал себе вина.
— Я угощусь кофтенкой… В смысле — конфеткой.
— Да на здоровье, — разрешил художник. — А вы, вижу, общались с Конкордией?…
Коря себя за неосторожность, Аркадий кивнул. Но Ладимировский не счел это чем-то предосудительным.
— Красивая женщина. У нас таких в городе нет…
— А вы с ней общаетесь?
Ладимировский кивнул. Он навещал свою землячку. Впрочем, как оказалось, земляками они были не вполне — Конкордия была варшавянкой, предки Ладимировского жили под Лодзью. Однако же Ладимировскому из Приазовья Польша виделась маленькой, а расстояния в ней — вовсе крошечными. Он предлагал также графине позировать, но та отказала и мягко выпроводила живописца. Тот не стал настаивать.
— Вот и все наше знакомство. После я пытался нарисовать ее портрет по памяти, но лишь перевел бумагу. Что-то в ней несть неотобразимое, что не передать на бумаге, по крайней мере мне…
Очень кстати получилось, что разговор зашел о живописи. Впрочем, что ожидать от художника. Аркадий изобразил попытку перевода разговора с неудобной темы.
— А скажите… Когда вы с протоиреем подобрали меня в полях. Вы перед этим где-то писали этюд?..
— Да, в степях около Джанкоя. Там, знаете ли, живописнейшие поля с подсолнухом.
— Неужто?..
— Да я вам все сейчас покажу!
Ладимировский отошел к стене и, порывшись, вернулся с полотном, закрепленном на кривоватой раме. На картине вполне различимы были поле подсолнечника, за ним — роща, над ней — приметный дощатый купол джанкойской церквушки. На голубом, жарком небе таяло крошечное облачко, и висела туманная половинка луны.
— Красиво, — согласился Аркадий.
— А вы говорите: фотография. Разве она передаст цвета? Или вот луна! Ее ведь не попросишь на одном месте стоять часами?.. А я ее схватил в натуральном виде!
Луна действительно была прописана тщательно и весьма достоверно.
Кажется, сходилось…
Подозреваемых будто тут не было, да и честно говоря, не очень-то их хотелось искать. Выпив еще немного сухого вина для смелости, Аркадий удалился. Выйдя на улицу, взглянул на солнце — скоро ли закат?..
Он с нетерпением ждал ночи.
Конкордия (с 10-го на 11-е)
На дороге телеги проторили две колеи, меж которыми расположилась лужа. В ней отражалось по-вечернему свинцовое небо, и казалось, словно между колеями пролегла бездна. Аркадий сидел на лавочке и глазел на лужу, коя по его мнению была дивом. Ведь жара стоит уже не первую неделю, дождь когда достойный был — и не припомнишь. А вот на тебе — лужа. И ведь у нее должно быть какое-то логическое объяснение. Может, кто-то вез в бочке воду и расплескал, может ручеек какой-то открылся.
Но вот беда — логического объяснения не хотелось. Душа желала именно чуда. Ибо весь день он думал о Конкордии, с нетерпением ожидая ночи. При этом настроение менялось, словно мартовский ветерок.
Не его это женщина, и не станет ею никогда, — думал он сначала. — Лучше выбросить ее головы, забыть дорогу к ее дому. Не ходить к ней сегодня, и вовсе не ходить!
Затем мысли менялись. Ведь он полагал, что сам не промах, что он рожден не для этой провинции, не для этой работы в ничтожной типографии.
Да, заслужить подобную женщину будет трудно, почти невозможно. Но он проявит себя. Завтра, может быть, он узнает что-то о Ситневе, и, может быть, даже завтра найдет английского лазутчика. Он пойдет, конечно, на встречу, разумеется, приняв необходимые меры предосторожности. Смелей надо быть, не сидеть же тараканом под лавкой всю жизнь. Угол Екатерининской и Греческой — не чистое поле, но и не толкотливое место вроде базара, где в суматохе могут и пырнуть.
Да и она рассказывала свою историю — разве Конкордия родилась графиней?.. А ему-то и графом становиться не зачем — достаточно завоевать женщину. Любовь зла, и, может быть, у него тоже есть шанс.
Наконец стемнело порядочно, и Аркадий направился в сад хозяйки, где заранее присмотрел несколько роз. У хозяйки роз было много, авось — не заметит. А если и заметит — что за беда, мало ли кто мог сорвать?
Короткая дорога дворами. Екатерининская пуста — лишь вдалеке слышно удаляющийся экипаж, да в конце улицы промелькнула почтовая карета, идущая на Бахмут. Ход в подворотню, дерево, крыша сарайчика. Стук в окно.
— Да заходите, Я давно вас жду.
Он спрыгнул с подоконника, тут же заключив женщину в объятия, впился в губы. Они были сладки от помады. В голове Аркадия вспыхнуло: женщина на ночь помадилась, румянилась, дабы стать красивей для него, понравиться ему…
Он попытался начать расстегивать пуговки на ее блузе, но был остановлен. Женщина отстранилась.
— Не торопись, Аркаша… В отношениях важно своенравие…
Аркадий задумался, пытаясь решить заданную шараду. Последнее слово наверняка было не к месту, оно заменяло иное, из тех же букв сложенное, но какое?..
— Если дать удовольствию случиться позже, если предвкушать его — разве не слаще оно становится, когда его все же достигнешь?..
Юноша предвкушал удовольствие с утра, хотелось целовать эти губы не отрываясь, держать ее тело в своих руках, ощущая ее изгибы, угадывать, что на ней надето под блузой. Но все же какие-то приличия требовалось соблюсти. Они сели пить чай, Аркадий пил скорей для вида, понимая, что в туалет ему отлучиться будет трудно.