Голова бога (Приазовский репортаж)
Шрифт:
— Сейчас не об этом!.. Конкордия, я предлагаю вам открыться мне сейчас же. Скажите, что вы нашли в этих краях? Выдайте мне тайник, и я даю слово, что дам вам уйти. Вы покинете город сегодня же, через пару дней вы, верно, сможете пересечь границу. У вас наверняка…
Аркадий осекся: Конкордия смотрела на него с широко раскрытыми глазами и ртом. Подумалось: ему еще никогда не удавалось добиться от женщины такого внимания.
— Аркадий! У вас горячка? Вы бредите? Какой тайник? Какая граница?
— Что же, начнем сначала. Вы — английская шпионка. У вас в этих местах есть сообщник, который в здешних каменоломнях нашел нечто ценное для британских войск. Признайте, граф Колокольцев тоже был шпионом, он был в сговоре с вами?
— Что вы такое говорите? Не смейте так говорить!
— О, сколь странны движения руки судьбы! — распаляясь, продолжал Аркадий. — Вы могли бы с ним попасть в Севастополь, и там бы ваша деятельность развернулась широко! Но выстрел интригана все скомкал. Вы, верно, ищите пути попасть в Крым.
— Какие каменоломни? Я в этом городе впервые!
— Вы, я знаю, отсылали письма. Причем отправляли их через почтовый ящик!
— А как же их еще отправлять? — женщина смотрела на него повлажневшими глазами. — Я иначе и не умею. Мы так и делаем в столице…
— Но в то же время дивно совпало ваше появление и действия шпиона.
— Но я приехала не одна!..
— Почти все, с кем вы приехали — отбыли далее в Крым.
— Мы не собирались вовсе сюда ехать. Это нас завлек Рязанин без нашего ободрения…
— Одобрения… Да, я уверен, что слова вы путаете не просто так! Это сродни шифру…
— Бросьте! Я полячка. Русский язык для меня неродной, и мне трудно иногда подобрать слова.
И тут Аркадий с ужасом подумал, что его теорийка подобна замку, слепленному из мокрого песка. Песок высыхает, а ветер сомнений крепчает, отрывает и уносит песчинки, швыряет брызги волны.
Казалось: еще немного, и женщина заплачет. Сердце Аркадия разрывалось, билось густо, казалось — еще немного и остановится… Но он нашел в себе силы продолжить допрос:
— Вы соврали мне! Вы сказали, что комнату эту получили случайно! А, меж тем, вы взяли комнату эту нарочно! Не затем ли, чтоб завладеть записями убитого офицера, чтоб уничтожить их!
И тут пришло время Аркадию открыть рот: Конкордия сглотнула, и кивнула. После села на кровать и тихо зарыдала.
Через четверть часа они сидели на кровати вместе, но на расстоянии, которое исключало всяческую двусмысленность. Впрочем, Аркадию безумно хотелось обнять графиню, сделать это по-дружески, по-братски. Но стеснительность оказывалась сильней.
Почему я ей должен верить? — носилась в мозгу мысль, налетая иногда на другую: А за что ее оскорблять неверием?… Она же так прекрасна…
…Конкордия была польской дворяночкой из рода столь же обнищавшего, сколь и древнего. Граф познакомился с ней в Варшаве, когда польские волнения затихли вполне, однако же дух прежних вольностей еще чувствовался. Да что там: серьезно полагали, что новый мятеж не просто возможен, но и вероятен. И в Польшу военные ехали, словно на Кавказ — за наградами, за подвигами.
Но, тогда еще полковник Колокольцев, не найдя мятежников, стал добиваться победы на другом, любовном поприще. И, как легко можно догадаться — вполне успешно.
— Он был такой красивый акварелист… — и, увидав недоумение в глазах Аркадия, Конкордия поясняла. — Гарус!
— Кавалерист и гусар, — догадался Аркадий.
В этом было что-то от древнего и уже почти запретного права победителя: взять в трофеи женщину побежденного, обладать ей… Но, получив вожделенное раз, граф не пожелал отказываться от трофея, и закрепил свое право владения сперва крещением католической паняночки, а после — браком.
Однако же этот мезальянс был не одобрен светом, и, особенно родственниками графа.
— Семен не оставил завещания. Был суеверным. Говорил, пока завещания нет — пока его Господь сберегает. А напишет последнюю волю — подпишет и себе приговор. Теперь его родные оставят меня без копейки. Я им как бемоль на глазу! Они сделают все, чтоб я очутилась в щетине.
— Бельмо и в нищете, — задумчиво поправил Аркадий. — Но все-таки… Скажите мне, зачем понадобилась вам именно эта комната, комната убитого человека?
Женщина замялась.
— Ну, говорите же, — потребовал Аркадий. — Иначе я буду вынужден подозревать худшее.
— Да куда уж худшее. Я в Петербурге увлеклась спиритизмом, погубив, верно, тем самым, свою душу. Я знаю: Степан меня любил, он бы помог и с того света. Я пыталась вызвать его дух… Но он не явился мне. Может, дело было в том, Степан знал, что он уже прут…
— Куда прут?…
— Ну, прут… Хладный прут, — всплеснула руками Конкордия.
Аркадий кивнул: продолжайте.
— Известно, что призраками становятся те, кто смертию погиб внезапной, ибо их души зависают меж нашим и лучшим миром. Я хотела призвать дух вашего друга. Лучшим местом для этого была бы комната, где он живал.
— И что же он? Не явился.
— Я пока не пыталась.
Пронеслось множество мыслей. Галиматья и ересь, отец Афанасий это бы наверняка осудил. Хотя и он не без греха… А вот поговорить со штабс-ротмистром было бы славно. Верно бы, хватило какого-то намека, чтоб взять лазутчика.