Голова бога (Приазовский репортаж)
Шрифт:
— Какая же?
Из кармана вицмундира офицер достал сложенный вчетверо листок.
— Взгляните, это письмо к моей возлюбленной.
«…Разъ чудестная моя, — писал Петр. — Скучалъ бзумно объ тебя, моя прекрасно окая.»
— Скажите, ведь это хорошее письмо?
Аркадий невольно поморщился. Похоже, письмо, обнаруженное ночью писал именно этот смельчак, бретер… «А ведь кого он убивал на дуэлях, — пронеслось в голове. — Были наверняка умней его».
— Что это вы наяпонислись? Не нравится, что я написал?.. — офицер выглядел откровенно обиженным.
Верно, еще немного и офицер бы потребовал сатисфакции, дуэли, а это верная смерть…
— Нет-нет, письмо замечательное. Видно сразу, что вы ее любите, и будете замечательным мужем.
— Вы находите?.. — оживился Петр. — Я тоже так думаю. Я даже сестре ее понравился! Так она и сказала: «Так тебе и надо».
— Но некоторые ошибки надо бы исправить, — из кармана Аркадий достал карандаш и принялся за дело.
Глядя на то, как исправляются ошибки, Петр заметил:
— Николай прав, вам в самом деле следует записаться в наш полк! За нами вы будете как за каменной стеной.
В самом деле: с этими молодцами он был бы… Нет, не за каменной стеной, а в гуще событий. Он бы писал такие reportage — лишь следовало выбрать звучный псевдоним. Предположение было заманчивым.
Отдых (13-ое среда)
В то утро к пансиону мадам Чебушидзе подъехала видавшая виды двуколка, скрипящая каждым своим механическим суставом и со слегка разными колесами. Возница — старый еврей, одетый в штаны и засаленный лапсердак поверх несвежей рубахи вызвал хозяйку, сообщил, что он безумно просит прощения, но он таки желает видеть графиню Колокольцеву. Первым порывом хозяйки было кликнуть кого-то из господ офицеров, дабы тот устроил наглецу должную выволочку, и научил этого жида держать свой чесночный запах подальше от ее дома.
Но из пансиона вышла госпожа Колокольцева, которая, оказывается, ждала экипаж. Она была в дорожном платье, вооруженная против солнца зонтиком и соломенной шляпкой.
Графиня сообщила, что некоторое время ее не будет в городе, она уезжает в имение друзей ее родителей. Нет-нет, адреса для пересылки корреспонденции не будет, да он, наверняка и не понадобится.
Бригадирша понимала, что постоялица лжет. Однако не это вранье занимало хозяйку, а мысль о том, что комната в ее пансионе, может быть, странным образом проклята, и постояльцы всегда будут оттуда пропадать. Однако же сие проклятие было выгодно. И бригадирша быстро прикинула, где и какие вещи графини получится продать, если та, не дай Бог исчезнет. Мысль получилась приятной, и мадам Чебушидзе улыбнулась.
За комнату было уплачено на неделю вперед, и, указав на два своих чемодана, Графиня уселась в двуколку. Багаж тут же принялся устраивать сзади еврей, при этом его пантофли на деревянной подошве стучали словно кастаньеты. Закончив с багажом, еврей взгромоздился на козлы и щелкнул кнутом.
Кляча повлекла двуколку по брусчатке Екатерининской к Бердянскому шляху.
Город скоро окончился, и слева и справа потянулись поля, разрезанные оврагами, крохотными рощами, аллеями, кои скрывали съезд в чье-то имение, в село. Степь выгорела под солнцем, лишилась большинства свих красок. Воздух был сух и пылен, казалось еще немного и от его дыхания вспыхнут ковыли, хлеба, которые как раз убирали загоревшие до эбенового цвета крестьяне. И лишь чайка, залетевшая сюда, могла напомнить, что где-то рядом море.
Дорога перевалила через холм, и пошла вдоль кукурузных полей. Была она тут столь высока, что женщине порой казалось, будто дорога идет в туннеле. Проехали через какое-то сельцо, вымершее по случаю жары, лишь в пыли играли неутомимые дети. Галдя, они бежали с двуколкой наперегонки, и к своему торжеству, часто опережали уставшую клячу.
…В версте от сельца у векового дуба дорога раздваивалась. Указателя не имелось, но Конкордии он был без надобности — из-под тени дерева вышел измученный ожиданием Аркадий. Сойдя с двуколки, Конкордия шагнула прямо в объятия Аркадию. После долгого поцелуя юноша принялся снимать багаж, и еврей тут же принялся помогать, производя, впрочем, не сколько помощь, сколько шум.
Наконец, получив обещанную мзду за проезд, возница укатил куда-то в степь, а Аркадий и Конкордия последовал по тропинке средь высоких трав.
Так иногда бывает: идешь полем, рощами, перебираешься через овраги, холмы, и вдруг чувствуешь — за тем холмом нет ничего. Ты предчувствуешь пустоту. Поднимаешься на очередную вершину — и действительно, заканчивается суша, начинается необъятный и шумный морской простор.
От вида захватило дух. На мгновение почудилось ощущение полета — так здесь было много неба. Но позже оказалось, что там, где небо сгущалось — начиналось море. То там, то сям на нем было видно белые запятые парусов. Земля же под кручей виделась сначала как нечто незначительное, но только на первый взгляд. От края обрыва до полосы прибоя порой не было и версты, однако эта верста совсем не походила на расположенные совсем рядом поля. Здесь также редко шли дожди, но воздух, напоенный морской влагой, был чудодейственным для людей и природы. Если в степи растения выгорали на солнце до белесых, жестких стеблей, то внизу в то же время зеленела трава, густо росли деревья. Фрукты и овощи, кои вырастить вверху было невозможно без изнурительного крестьянского труда, здесь зрели охотно.
— Позвольте рекомендовать, — шутливо изобразил реверанс Аркадий. — Наше море. Прошу любить и жаловать.
— Оно у вас действительно премилое.
— Я познакомлю вас сегодня накоротке…
С моря дул бриз, обычный в это время суток, и Конкордии приходилось придерживать шляпку, дабы ее не сдул ветер. Зонтику приходилось так туго, что его пришлось сложить. Тот же ветер трепал подол юбки, ткань под его порывами плотней облегала тело, и женщина становилась как-то полуобнажена. Хотелось тотчас ее запечатлеть, нарисовать. Может даже позже изваять в мраморе, поставить скульптуру здесь на веки вечные. Однако же времени на то не имелось.
— Ну что, мой chevalier [2] , веди…
Тропинка вилась по крутому склону, и всю дорогу приходилось помогать даме, придерживая ее за руку. Приходилось ли? Да Аркадий продал бы душу дьяволу, чтоб не выпускать эту руку до самой смерти.
У самого моря располагался хуторок в три хозяйства. В одном из них Аркадий по вполне приятной цене нашел комнату с полупансионом. Хозяйка обязалась варить обеды и ужины, но завтрак она готовила в такой ранний час, когда пара вставать не намеревалась.
2
рыцарь (фр.)
Их уже ждали: комната была убрана, пол — свежевымыт, на окне ветер трепал лепестки срезанных поутру роз. Из летней кухни, где управлялась хозяйка, пахло борщом, варилась кукуруза. На солнце в пузатых жбанах доходил, ворочался квас. Стоял запах свежезарезанного арбуза, которым вместо чая утоляли жажду.
В комнате Конкордия стала переодеваться.
— Отвернись, попросила она Аркадия.
— Вот уж нет! Я хочу видеть тебя каждую минуту оставшейся жизни.
— Бесстыдник… — полуулыбнулась Конкордия, но начала разоблачаться.